Дмитрий ВЕРЕСОВ
ИЗБРАННИК ВОРОНА
(Ворон #4)
Знаешь ли, милая,
Жизнь неизбежна.
Хватит мечтать,
Знаешь, хватит мечтать...
Пролог
"Богарт, 13-13" (Петербург, 2001)
Получив на свой электронный адрес совершенно шпионское по форме послание – "Богарт, 13-13. Т", – я был озадачен явно сверх меры. То, что некто ждет меня 13 числа в 13 часов в кафе "Богарт" на Малой Конюшенной, я понял сразу. Но вот кто?
Мысленно перебирая всех знакомых, чьи имена, фамилии или прозвища начинались на "Т", я все гадал, кому из них могло прийти в голову назначить встречу столь экстравагантным образом. Получалось, что некому. И даже когда в сознании кометой пронеслось имя "Таня", к комете моментально пристроился жаркий протестующий хвостик – с какой стати, ведь с одной из Танечек я не далее как сегодня утром виделся в тон-ателье, а с другой и вовсе час назад общался по телефону!
"Совсем спятил со своим кино! – не преминул высказаться внутренний голос. – Не с Танечками ты беседовал, а с актрисами, исполняющими их роли! Одна из них, между прочим, вообще Анечка!"
"Мэссидж" был получен в 12:17 тринадцатого марта, времени оставалось в обрез, но в "Богарт" я входил, не испытывая ни малейшего сомнения в том, кто именно ждет меня за порогом.
Но за порогом никто меня не ждал. В центре зала, за заваленным бумагами столиком сидела молодящаяся бизнес-дама лет шестидесяти в обществе делового партнера, похожего на малолетнего форточника, да в "бельэтаже" виднелся кудрявый профиль юной брюнетки, лениво потягивающей что-то красное из высокого бокала.
Я уселся и от нечего делать принялся любоваться интерьером. Розовые стены украшали увеличенные фотографии великого Боги, в экранных образах и без, с его любимой Бэби – Лорен Бейкал – и без. Негромко журчали голливудские шлягеры пятидесятых. Стильной обстановке соответствовала стильная скудность меню: фирменный салат, фирменное горячее блюдо, кофе и лично мне неинтересная карта вин.
Выкурив сигаретку, я поднялся и подошел к стойке.
– Эспрессо.
– И бокал "Сант-Эмильон", – произнес сзади женский голос.
Молоденькая буфетчица в бейсбольной кепке посмотрела на меня вопросительно.
– Ну да... – неуверенно подтвердил я.
– Сто пятьдесят шесть, – бесстрастно сообщила буфетчица.
Я безропотно расстегнул кошелек.
Обернуться я позволил себе, лишь когда получил заказ.
До чего же она была элегантна, чертовка, – до кончиков холеных ногтей! И выглядела максимум лет на тридцать, хотя кому, как не мне, было знать, что через два с небольшим месяца ей стукнет сорок пять. Что ж, как сказано у классика, это кровь.
– А я ждал рыжую, – сказал я после двукратного, на французский манер, поцелуя.
– Кто сказал, что цвет волос женщины – величина постоянная?
– А цвет глаз?
– Тонированные линзы, ты же сам писал... Ладно, рассказывай.
– О чем ты хотела бы услышать? Прошлым летом начали снимать кино, телевизионное. Очень долго искали, кто бы мог сыграть тебя. В Питере не нашли, в Москве не нашли. Пришлось из Праги выписывать... Но попадание удивительное. Даже имя...
– Да я читала... Любопытно было бы взглянуть.
– Это несложно устроить.
– Желательно не очень заметно... Что пописываешь?
– Сценарии.
– И?
– И сценарии...
– А где обещанный "Дальний берег Нила"? Мы ждем с нетерпением.
– Мы?!. Ах да, конечно... Процесс так затягивает... Главное – чем дальше, тем лучше понимаешь, что решительно некому передать бразды... Так что самое раннее – через годик. Зато грядет переиздание "Ближнего берега".
– Когда?
– Через месяц-другой. Издательство хочет подгадать под трансляцию первых серий.
– Вполне успеем.
– Извини, что успеем?
Она достала из блестящей черной сумочки кожаный портсигар, извлекла из него короткую толстую сигару, протянула портсигар мне.
– Хочешь? Брунейские.
Я покачал головой и достал из кармана "Кент № 4".
– Спасибо. Здоровья осталось только на сигареты супер-лайт.
Она вынула маленькие, похоже, серебряные щипчики, обрезала кончик сигары, щелкнула черной с золотом зажигалкой. Выпустила два колечка пряного дыма, пригубила вина...
– Так что же мы должны успеть?
– Слегка подредактировать твой опус.
Я поперхнулся кофе и долго не мог откашляться. Она курила и с усмешкой смотрела на меня, потом извлекла лазоревый томик Вересова, а из нагрудного кармана черного пиджачка – очки в тонкой металлической оправе. Раскрыла книгу на титульном листе. Рядом с названием "Ближний берег Нила, или Воспитание чувств" я через стол прочитал – и тоже вверх ногами – "Избранник Ворона".
– Кое-какие мелочи я уже подправила, – перехватив мой взгляд, сообщила она. – Потом разберешься – этот экземпляр я оставлю тебе.
– Ты сделала мне предложение, от которого я не в силах отказаться... По всей справедливости, я должен буду обозначить тебя соавтором. А что – "Дмитрий Вересов, Татьяна Захаржевская". Будет неплохо смотреться на обложке...
Она вздохнула вздохом учителя, беседующего с особо тупым учеником.
– Татьяны Захаржевской не существует. Есть мадам Ван-Норден, ничем не примечательная домохозяйка из кантона Женева. А здесь я вообще предпочитаю быть инкогнито.
– Как же мне тебя называть?
– Да как хочешь. Допустим, Галина...
Глава первая
Психоанализ по его превосходительству
I
(Москва, 1982)
В спальных вагонах "Красной стрелы" народ ездит непростой – иностранцы, артисты, большое и малое начальство, – и обхождение с ними требуется нестандартное, галантерейное. Памятуя об этом, Настя поостереглась дать волю праведному гневу, а осторожно переступила через спущенные в проход ноги в импортных джинсах и самым деликатным образом потеребила храпящего пассажира за рукав, при этом автоматически отметив мягкую добротность кожаной выделки.
– Гражданин, а гражданин, вы бы поднимались. Прибыли уже.
– М-м-м...
Упитанный брюнет характерного московско-грузино-еврейского обличия зачмокал пухлыми губами, но глаз так и не раскрыл.
– Нажрался, паразит! – Настя вложила в свой свистящий шепот всю рабоче-крестьянскую ненависть.
И впрямь, гражданин, похоже, провел веселенькую ночку. Откидной столик был завален элитарными ошметками – шкурками сырокопченой колбасы, апельсиновой и банановой кожурой, обертками шоколадных трюфелей, тут же банка из-под камчатских крабов, пустая сигаретная пачка с иностранными буквами, опорожненная бутылка дорогого коньяку. На одеяле бесстыдно валялась упаковка известного резинового изделия. Дух стоял соответствующий – окна в поезде не открывались, а кондиционер был уже отключен.
– Гражданин, я вам русским языком говорю! Настя дернула за рукав куда решительней. Толстая волосатая пятерня плавно приподнялась, пошарила в воздухе и замерла на груди проводницы. Этого Настя не выдержала, с маху шлепнула по руке и заорала благим матом:
– Глаза разуй, кобелина!
Брюнет затряс головой, разлепил наконец мутные очи и с тупым недоумением уставился на Настю. – Эт-то... Ты кто вообще?
– Во нажрался, а? Проводница я!
– Проводница? А где Аня? Аня где?! Аня!
– Чего разорался?! Нет тут никакой Ани! А вот милицию позвать – это мигом! В пикете отоспишься! Брюнет растерянно захлопал глазами.
– В каком пикете?
– В вокзальном!
– Так мы что, приехали уже?
– Приехали! – со злорадной усмешкой заявила проводница. – Вы бы еще дольше дрыхли, гражданин, так и обратно бы в Питер уехали. Давайте-ка, выметайтесь по-быстрому!
Заспавшийся пассажир дернулся и поднес ладонь к виску.
– Болит? – с иронией осведомилась Настя. – Неудивительно. Вон как гульнули. – Она показала на захламленный стол. – Совсем наглость потеряли.
– Погоди... Минуточку, минуточку... – Брюнет усиленно заморгал. – А где Аня? Ушла, что ли?