Возможно, образы духов-уродцев связаны с представлениями о том, что в других мирах все устроено „наоборот”. Из-за этого убеждения вещи покойника дырявили или ломали — на „том свете” они приобретут противоположное качество, станут целыми. Целая же вещь явится в ином мире испорченной.
Повсеместно были известны и шаманские духи-помощники в человеческом образе. Так, у ненцев небесные духи „тадебцё” мыслились в виде человека. Когда их призывал к себе шаман, они проникали в чум через дымовое отверстие или через щели и дыры. Они могли и не являться — просто отвечали с неба. У хакасов, казахов, узбеков, иногда и у якутов духи иносказательно назывались „людьми”. Человеческим обликом были наделены и „небесные люди” — духи — помощники кетских шаманов. „Среди них есть „мужики и бабы”, шаман знает каждого по имени. Они чуть больше комаров, и их много, как комаров. Встречая своего „хозяина”, они радуются, играют, „ходят насквозь его”, дают силу. Могут садиться на волосы шамана (поэтому он их не стриг)”. Когда кетский шаман во время камлания „вылетал” из чума и „парил” над Енисеем, он подбадривал своих духов; „Эй, мошкара моя, поднимай выше! Буду смотреть дальше”. Киргизские шаманы называли своих духов „мухами”, потому что они часто показывались в виде мух. Но их духи-помощники могли предстать и как вооруженные богатыри.
Вообще духам приписывалась способность свободно менять свой облик. Нанайский шаман рассказывал о своем главном духе-покровителе (аями): „То была маленькая, всего в пол-аршина ростом, очень красивая женщина. Лицом и по одежде совсем наша женщина… Волосы до плеч, черные, косы маленькие”. Аями являлась ему и в образе старухи, и в образе волка. Иногда она приходила в виде крылатого тигра. „Я сажусь на него, — говорил шаман, — и он возит меня, чтобы показать разные страны”[2].
У всех народов делались разнообразные изображения духов — чаще всего под руководством знатока-шамана. Вырезанная из дерева аями обычно представляла собой человеческую фигуру с удлиненной головой, без рук, иногда и без ног. Когда нганасанский шаман на празднестве „чистого чума” собирался, камлая, „подняться на небо”, перед ним ставили деревянные фигуры горностая и птицы. Эти обе вполне реалистически выполненные скульптуры изображали главных духов-помощников, путеводителей шамана. Шаману предстояло подниматься вверх, следуя за этими духами. Многочисленные изображения духов наглядно разъясняли символику „шаманского чума” эвенков. Галерея, ведущая к входу в чум, понималась как мост из мифических гигантских оленей, которые на своих длинных ногах стоят на дне „шаманской реки”; на спинах этих оленей лежали деревянные изображения духов в виде рыб. По бокам галереи расползались две шеренги грубо вырезанных из дерева фигурок людей — это духи — помощники шамана, которые „держат” галерею, чтобы ее не снесло течением „реки”. Чум охранялся множеством вырезанных из дерева духов — рыб, птиц, людей.
Изображение духа — это вместилище духа, и от него не требуется полного „портретного сходства”; достаточно условно обозначить образ духа. И если „идол” имеет вид деревянного чурбана с одной лишь головой, не надо думать, что у самого духа нет рук и ног. У бурят изображения-вместилища духов делались в виде кукол, шкурок животных и матерчатых лент. Ящик, в котором хранились куклы и ленты, назывался „дворцом” духов, у тувинцев вместилищем духов могли быть ленты, части шаманской одежда, шкурки животных. Повсеместно наиболее распространенными были изображения духов в виде небольших металлических фигурок, подвешивавшихся к одежде и бубну шамана.
Начиная камлание, шаман брал в руки бубен и призывал своих духов-помощников. Дух приглашался и особой, только с ним связанной мелодией (например, у нганасан), и словами. Призывая духов, шаман называл их по именам, льстил, расхваливал их достоинства, восхищался силой. Н. П. Дыренкова записала слова одного из алтайских шаманов, обращенные к духам:…Откликаясь на мой голос, придите.
Приход духов шаманы разных народов изображали по-разному. У алтайцев дух, услышавший обращенные к нему песнопения, устами шамана давал знать о своем присутствии. „Ао, кам, ай”, — произносил шаман, и все знали: это говорит дух. Хакасские и туркменские шаманы обменивались приветствиями с пришедшими духами, причем исходивший из шамана голос духа звучал приглушенно, хрипло. Шаманы многих народов могли говорить с духами и на „особом” языке, непонятном или плохо понятном для окружающих. Очевидцы, наблюдавшие священно, действие якутского шамана, отмечали, что иногда проходило много времени, прежде чем духи внезапно представали перед ним. Часто облик их оказывался столь грозным, что пораженный шаман лишался чувств. Его приводили в себя, и он начинал пляску, сначала медленно, потом все быстрее и неистовее.