В первый день шаман изображал во время камлания, что отправлялся в лес и отыскивал место, где росли деревья, из которых сделаны обод бубна и колотушка. Он должен был при помощи своих духов собрать все части этих деревьев, вплоть до мельчайших щепочек, и сложить в одну кучу на „болоте”, где проживает старуха Ылында кота, божество селькупов. Ее жилище помешали на севере, неподалеку от мифического „покойницкого моря”, куда впадают две шаманские реки.
На второй день шаман изображал, как ищет в лесу место, где родился олень, шкура которого взята для бубна и колотушки. „Шаман тщательно высматривает все места, где олень этот в течение всей своей жизни ходил и где был убит. Необходимо собрать от этого оленя все до последнего волоска, которые он мог потерять, обтираясь о деревья, переплывая через ручьи и реки. Каждый сброшенный рог, каждую кость, каждый кусочек мяса — все это шаман собирал и относил на то же „болото”. Теперь ему предстояла наиболее сложная задача — поймать душу этого оленя. Несмотря на помощь особых духов — „семь хвостатых волков с матерью”, бывало, что даже седьмая попытка поймать душу оленя не удавалась. Тогда приходилось делать другой бубен и всю церемонию начинать сызнова.
Смысл камлания третьего дня — воскрешение собранных останков оленя. Шаман делал изображение оживляемого оленя. Рядом с бубном на земле он клал веточку березы с развилкой (развилка — это рога оленя). По обе стороны веточки он раскладывал по семь прутиков — это ребра. Затем он отправлял двух особых духов к „болоту” за мертвой водой. Шаман выливал эту воду на „останки” оленя, „черпая” ее колотушкой. „От действия жертвой воды все собранные разрозненные частицы оленя соединяются, превращаясь в целого оленя. Но олень еще мертв”. Шаман посылал духов за живой водой. Когда он „обпивал” воображаемую тушу оленя живой водой, животное будто бы начинало дышать. Шаман „помогал” оленю встать. Затем шаман водружал в чуме против входа жертвенное дерево. „На нем подвешивается бубен, который с момента воскрешения оленя сливается с образом этого оленя, как бы заменяя его”. Почти на всех бубнах селькупских шаманов Г. Н. Прокофьев видел металлическую подвеску, прикрепленную сверху рукоятки, которая изображала дыхательное горло бубна-оленя. Бубен-олень был главным помощником шамана. Сидя на нем верхом, шаман совершал свои путешествия в отдаленные земли, в иные миры.
Установленное в чуме дерево — символ мифического, „с пустым нутром дерева”, растущего в таинственной стране, где „светят семь солнц” и „камень до неба достает”. На ветвях его солнце и месяц. К нему теперь лежал путь шамана на оживленном олене-бубне. Путешествие шамана и составляло содержание камланий в последующие дни. Шаман изображал переправу через мифические реки и море. На берегах этих рек он „брал” краски для разрисовки бубна и колотушки. В последний день шаман с духами-помощниками достигал места, где живут два кузнеца. Он „получал” здесь заготовленные для бубна и одежды железные подвески, изображения духов, железную шапку („корону”). Наконец шаман приезжал к мифическому дереву. На этом этапе церемонии приносились обильные жертвы. Затем шаман с духами-помощниками возвращался на лодках по реке к „болоту”, откуда началось путешествие. Так завершался обряд. „Оживлению подлежит не только бубен молодого, только что посвященного шамана, но и всякий новый бубен, который изготовляется по указанию шамана, будь ли потому, что старый износился, или по другой причине”[10].
Но бубен — не только ездовое животное шамана. Верования алтайцев, изученные Л. П. Потаповым, раскрывают другую, более важную и древнюю функцию бубна. Когда начинающий шорский шаман получал от духа родовой горы Мустаг (покровителя шаманов) указание изготовить бубен, он устраивал моление наследственному духу-хозяину бубна. Дух подробно рассказывал, где растет и какие приметы имеет дерево, из которого надо сделать обод, какой должна быть форма отдельных частей бубна. Эти предписания шаман передавал присутствующим на обряде, после чего группа мужчин и парней отправлялась в лес. Дерево для обода валили, вырубали полосу необходимого размера, распаривали ее над огнем, сгибали в круг. Рубили и другое дерево (обычно березу) для рукоятки бубна. Нужна была не засохшая, „живая” береза. (У некоторых групп алтайцев от березы откалывали лишь кусок, нужный для рукоятки. Дерево запрещалось губить, чтобы не вызвать скорую смерть шамана.)
10