Выбрать главу

Вдруг эта мрачная картина была нарушена вызывающим и веселым криком как бы вспугнутой с места утки: „Кря, кря, кря”. Настроение зрителей сразу изменилось, послышался веселый шепот, облегченные вздохи”. Потом высоко в небе с криками пролетел журавль, как бы призывая всех за собой, и вдруг сверху вновь кто-то упал и послышался характерный свист бурундука. Затем раздалось цоканье белки. Казалось, что она перепрыгивает с одного дерева на другое. Сидящих в юрте людей окружало целое сборище духов в образе зверей и птиц. Теперь можно было и погадать. При появлении белки кто-нибудь говорил: „Белка, я стреляю — упади”. Звуки падения белки с дерева предвещали хороший промысел. Если же белка начинала сильнее' цокать и прыгать, ожидалась неудачная охота.

Внезапно в юрту как бы ввалился кто-то огромный, неповоротливый. Он возится, урчит, пыхтит. Это медведь — „старик в шубе”. Все остальные духи временно замолкли. Медведь поздоровался с присутствующими, а затем изобразил, что поймал женщину и борется с ней. Вскоре осмелились подать голос и другие духи.

„Но вот вдруг сверху через крышу как бы кто-то влетает в юрту. И вновь слышатся звуки домбры и пение шамана — это он вернулся из своих загадочных далеких странствий и начинает выпроваживать из юрты лунгов…”[15] И опять чудится, что домбра звучит поочередно в разных местах юрты, под крышей или в некотором отдалении. Неожиданно под нежный аккомпанемент домбры возникает красивое пение девушки, которая будто бы медленно приближается издалека. Приближение и удаление поющей девушки повторялось несколько раз.

Искусством звукоподражания владели и шаманы алтайцев, эвенков, якутов, коряков. Е. Д. Прокофьева описала камлание селькупского шамана в темном чуме. Шамана связали по рукам и ногам. И вдруг в полной темноте зазвучали голоса и шорохи, издаваемые разными животными. Вот появился медведь и степенно заговорил с шаманом. „Не успевают замереть звуки его шагов, как градом врывается рой дробных звуков. Будто множество маленьких роговых копытцев цокают по полу и по железной миске. Тоненький голосок начинает разговор с шаманом… Свист рассекаемого воздуха, шелест, какие-то крики — это, несомненно, прилетели птицы: вороны, ястребы. В свою очередь они беседуют с шаманом. В воздухе чувствуется ветер от взмахов крыльев”.

В. Г. Богораз сделал попытку записать при помощи фонографа чревовещание чукотского шамана. Шаман сидел и бил в бубен в углу, а „духи”, по просьбе этнографа, подходили и говорили прямо в рупор. Запись вышла удачной: „На фоне непрерывного барабанного боя, звучащего далеко в углу, близкие и полные голоса духов выделяются эффектно”.

Свои путешествия к духам и божествам шаман наглядно изображал мимикой и движениями тела. Эти обрядовые движения несли в себе определенный устоявшийся смысл. Долганский шаман при камлании кружился на одном месте в направлении по солнцу тогда, когда к нему приближался враждебный дух или когда он подходил к дорогам нечистых духов. „Этим способом он внедряет в себя все их хитрости или, встретив злого духа, вводя его в заблуждение, скрывает истинное направление своего пути, чтобы он не погнался за ним”. Вообще шаман кружился на одном месте, желая предохранить себя от каких-либо неприятностей или превращаясь в гром. „Если же он кружится на одном месте в направлении, обратном движению солнца, это случается тогда, когда его духи-помощники проходят по различным неудобным или опасным местам нижнего мира, когда, например, шаман, чтобы пройти узкую щель, вынужден бывает превращаться в полевую мышь”[16].

В ходе камлания шаман выступал в различных ролях, заменяя собой целую труппу актеров. Прежде всего он играл самого себя. Кроме того, как мы уже знаем, он изображал своих духов-покровителей и помощников, с которыми сливался в единое целое и в их облике пробирался по своим потусторонним дорогам. Так, у нганасан шаман подражал медведю, когда пелась песня духа-медведя. Если же в шамана воплощался дух-олень, то он скакал, склонял голову в поисках корма, прислушивался и принюхивался, как олень. Г. Н. Грачева, присутствуя на одном из камланий, подсчитала, что нганасанский шаман в течение пятя часов (с перерывами) „поменял” 16 духов-помощников. Шаманы представляли „в лицах” и тех духов, с которыми они встречались. И в этих случаях они искусно создавали зрительный образ. Для каждого духа находились особые жесты, позы, ужимки. Действия шамана порой складывались в целую пантомиму.

вернуться

15

Шатилов М. Б. Драматическое искусство ваховских остяков. — Из истории шаманства. Томск, 1976, с. 161.

вернуться

16

Попов А. А. Шаманство у долган. — Проблемы истории общественного сознания аборигенов Сибири, с. 257.