Далеко не в каждом движении шамана был символический смысл. Многие движения просто поясняли, иллюстрировали действия шамана по ходу обряда.
Шаманский обряд всегда предполагал особое внешнее оформление. Иногда рада одного действия срочно воздвигался целый „театр” — так было, например, когда сооружался „шаманский чум” у эвенков. Эта специально построенная хижина символизировала собой островок „шаманской” земли на „нижней” земле, и участники камлания, заползавшие туда по одной из галерей, чувствовали себя отрезанными от всего мира, но окруженными надежной охраной из подчиненных шаману духов. Эвенкийский „шаманский чум” был наполнен деревянными изображениями разного рода духов, нужных для проведения обряда.
Но чаше всего для действия подготавливалась только „сцена” в жилище, где проводился обряд. Здесь шаману отводилось некоторое пространство, чтобы он мог расположить свои ритуальные предметы и передвигаться в ходе обряда. Зрители обычно ' сидели вдоль стен.
Шаманский „реквизит” — вещи, необходимые для театрализованного действия — бывал разнообразным. Прежде всего в обряде участвовали изображения духов, обычно вырезавшиеся из дерева. У алтайцев, например, для моления Ульгеню делался деревянный гусь, на которого шаман садился, когда приходила пора летать в небесные выси. У эвенков среди прочих обрядовых предметов для камлания в „шаманском чуме” изготовлялся маленький плот из деревянных изображений рыбы тайменя. Этот плот лежал около шамана. В трудных случаях, когда духам-помощникам не удавалось разыскать исчезнувшую из тела душу больного человека, шаман отправлялся на поиски сам. На плоту из тайменей он мчался к мифической реке, соединявшей разные миры. В „реквизит” якутского шамана входила веревка, по которой он взбирался на небо. Якутские, долганские и эвенкийские шаманы сооружали и „шаманское” дерево шест с фигуркой птички на вершине, с зарубками или поперечно укрепленными палками, обозначавшими слои неба. Разновидностью „шаманского” дерева мог быть и шест с надетыми на него одно над другим „облаками” в виде небольших обрезков доски. На этих „облаках” шаман отдыхал, поднимаясь на небо.
Некоторые предметы „реквизита” участвовали в действии только один раз и для другого обряда уже не употреблялись. Но были и веши, которые шаман бережно хранил. Постоянному и почтительному хранению подлежали у многих народов изображения главных духов — покровителей (помощников) шамана.
Непременным „реквизитом” полного шаманского действия были обрядовый костюм и бубен. Никакая театральная одежда никогда не производила на зрителей такого сильного впечатления, как шаманский костюм, потому что костюм сам по себе был священным предметом, превращавшим шамана в иное существо. „На обуви шаманского костюма пришиты железные когти медведя, что значит: не шаман ходит и прыгает, а медведь скачет или идет, раскачиваясь. На плечах костюма нашиты железные крылья гагары или лебедя: не шаман летит по воздуху, а гагара или лебедь, в которых обратился шаман. На шапке торчит железное изображение рогов оленя: не шаман мчится сквозь лесную чащу, а олень, в которого превратился шаман”[17]. Даже звон колокольчиков и подвесок был не просто шумовым эффектом, а звуками, которые брали свое начало в мире духов. Символика костюма была столь выразительна, что шаман мог обходиться без маски, обозначавшей духа, которого он изображал. Маска (личина), видимо, не получила в сибирском шаманстве всеобщего распространения. В XIX–XX вв. масками пользовались шаманы бурят, эвенков (фотография бурятской шаманской маски помещена на задней стороне обложки). Своеобразную личину надевали и ненецкие шаманы.
Таинственные силы заключал в себе и бубен. Зрители знали: шаману нелегко держать его в руках из-за тяжести собравшихся в нем духов. Но благодаря духам в нужное время бубен мог превратиться в лодку, плывущую по стремнине мифической реки, затем в тугой дальнобойный лук, а потом и в летящего по воздуху оленя.