Таким образом, шаманский обряд предполагал постоянное взаимодействие главного исполнителя с присутствующими, их активное участие в ритуале. И когда нынешний режиссер в порыве творческих исканий предлагает как дерзкий вызов старым канонам широкое общение актеров с публикой, мы можем сказать себе: это уже давно было. И участие зрителей в шаманском представлении объяснялось не организаторским озарением шамана, а глубокой верой его соплеменников в необходимость, в пользу их содействия шаману. По мнению селькупов, сородичи в тяжелые для шамана минуты „дополняли” его силу, когда подпевали, били в его бубен, а иногда и плясали вместе с ним. Уже знакомый нам нганасанский шаман Дюхаде говорил: „Во время камлания присутствующие… вместе со мной подражают крикам лебедя, кречета и гагары. Этим они призывают мне моих духов. Если же присутствующие не помогут мне таким образом, то и духи не придут ко мне”.
Шаманские театрализованные действия принимали различные формы. У некоторых народов камлания перерастали в массовые праздничные игрища. Так, у алеутов еще в начале XIX в. по разным случаям (приезд гостя, возвращение из дальней поездки победа над врагом, удачный промысел) устраивались празднества. „Празднество состояло обыкновенно в сценических представлениях, при песнях и бубнах; тогда употреблялись маски, личины разные и все промысловые орудия и вещи, смотря по тому, что представляют пляшущие. Нередко при таких празднествах бывали и шаманства (очевидно, камлания. — В. Б.), И вообще при всех игрищах и празднествах перводействующими лицами были всегда шаманы”. „Начало сих празднеств, как сказывают, произошло от шаманов, которые уверяли алеут(ов), что служащие им духи любят сии увеселения и обещают за оные выкидывать на берега их китов. Для таковых игрищ обыкновенно делаются деревянные личины по виду казавшихся шаману духов”[18]. Таким образом, мы вправе считать шаманские священнодействия одной из древнейших форм театрального искусства.
Но признавая преемственную связь между шаманскими представлениями и театром, мы должны отчетливо видеть и огромную разницу между камланием и театральным спектаклем. Прежде всего, шаманский обряд по своей сути был не развлечением, а жизненно важным действием. Придя в театр, мы знаем, что спектакль не излечит нашего родственника и не изменит погоду. А камлание шамана должно было спасти род от болезней, принести удачу в охоте. В шаманском обряде все было всерьез. Сегодня, наслаждаясь игрой актеров, мы знаем: убитый несколькими выстрелами в грудь герой после представления выйдет на сцену и галантным поклоном поблагодарит публику за аплодисменты. Вечер после спектакля он может провести в веселой пирушке с друзьями. А с шаманом не так. Соглашаясь на сеанс, он берет на себя нелегкие обязательства. Дорога, по которой он пойдет, требует мужества и особых знаний. Борьба, в которую он вступит с врагом, опасна. Он вообще может не вернуться из своего путешествия в иной мир. Энцы, например, думали, что живым трудно безнаказанно проникнуть в мир духов. Заселяющие „нижний” мир духи могли не пустить живого шамана к себе, могли коварно напасть на него. По представлениям эвенков, случаи „перехватывания души шамана во время большого камлания, когда душа шамана идет в мир мертвых, бывают часты, и поэтому шаманы избегают пускать свою душу в такие опасные путешествия и ходят в мир мертвых редко, не более одного раза в год, а иногда и реже того”. Вот почему камлание стоило шаману огромного нервного напряжения. Вот почему, победив или обманув своих неприятелей, он нередко заканчивал сеанс тем, что без чувств падал на землю. „Одни помощники подхватывают бубен, другие — самого шамана и кладут его на подстилку. Внезапно наступившая тишина никем не нарушается. Слышен только треск костра. Шаман лежит бледный и, кажется, бездыханный. Через некоторое время он приходит в себя, садится…”
Все, что изображал шаман, считалось действительно происходившим с ним. Окончив обряд, шаман мог ожидать, что ему придется держать ответ за свои поступки. Классический пример веры в реальность шаманского путешествия в иной мир — легенда о маньчжурской нишанской шаманке. Шаманке удалось высвободить из царства мертвых душу мальчика, и она возвращалась с нею на землю. Случайно ей встретился дух ее покойного мужа, который потребовал, чтобы она воскресила и его. Очевидно, он не был идеальным супругом, и шаманка отказалась, ссылаясь на то, что его плоть давно истлела. Муж стал угрожать расправой. И тогда шаманка попросила своих духов-помощников бросить его в город мертвых: тот, кто туда попадает, „в тысячу поколений… не будет возрожден”. Узнав об этом, свекровь шаманки пришла в ярость: „Ты ведь второй раз мужа убила!” Она пожаловалась властям, судьи признали шаманку достойной смертной казни, император согласился с приговором и издал указ: „Немедленно поступить (с ней) так же, как она (поступила) с мужем…”, т. е. казнить.
18