Факты такого рода заставляют думать, что готовность испытать „шаманскую болезнь” внушена будущему шаману не только им самим; в длительном акте внушения более или менее заметно участвуют и его сородичи.
Немало авторов утверждали, что сеанс камлания напоминает истерический припадок. „Что отдельные детали шаманского транса целиком укладываются в истерию, это ясно каждому невропатологу”, — писал С. Н. Давиденков. Здесь имеются в виду те моменты обряда, когда шаман корчился как припадочный или терял сознание. Но не нарушали ли припадки ход сложных обрядовых действий? На этот вопрос имелся ответ: шаман наделен „огромной властью управлять собой в промежутках между действительными припадками, которые случаются в течение церемоний” (А. М. Чаплицка, 1914 г.); „шаман, в отличие от обычного неврастеника и истерика, обладает способностью искусственно регулировать припадки болезни” (С. А.Токарев, 1964 г.).
Не будем отвлекаться на спор о том, может ли держать себя в руках истерик. Главное в другом: нельзя отделять „припадки” и „обмороки” от обряда.
Они представляют собой неотъемлемую часть обряда, логически связанную с его задачами и содержанием. Шаман теряет сознание, бьется в конвульсиях, совершает „дикие” прыжки и все такое прочее потому, что это предусмотрено обрядом. Так надо. Он не нарушает обряд. И соплеменники знают, что означает его необычное поведение. Если шаман дрожит всем телом или неистовствует, скачет и кричит, — значит, в него вошли духи или он борется с враждебными демонами. Если шаман лежит без чувств, значит, его душа покинула тело и странствует в иных мирах. Таким образом, во время камлания, как и в период „шаманской болезни”, шаман вел себя так, как требовали от него верования его народа.
Ритуальные обмороки и припадки шамана имеют тот же источник, что и его мучительное безумие периода „шаманской болезни”. Внушив себе связь с духами, шаман должен был ожидать от себя и положенных при этой связи особенностей поведения. Приняв свою роль, он жил ею, уже не выходя из образа. Важной частью этой роли были воображаемые странствования и встречи с духами во время камлания. Проводя обряд, шаман находился во власти своих видений. Его взору являлись духи, картины иных миров; он переживал все подробности своего путешествия. Чукотский шаман, например, в галлюцинациях летал по воздуху и мчался к звездам, передвигался под землей и под водой, менял свой облик, встречался и беседовал с душами предков. Следует помнить, что эти галлюцинации были не произвольными, а связанными с задачами обряда.
Состояние, в котором шаман охвачен видениями, принято называть экстазом. Шаман должен был уметь достичь этого состояния в любое время, когда окружающим понадобятся его услуги. Для шаманского экстаза характерно, что он вызывается намеренно, усилием воли. С. М. Широкогоров определял экстаз как состояние сознательного невладения собой. Эта оценка не вполне точна. Лучше все-таки не говорить о невладении собой. Концентрация внимания, благодаря которой шаман ощущает себя в воображаемом мире, требует большого нервного напряжения, возможного только при строгой самодисциплине. Гораздо ближе к истине Н. Чэдвик, которая писала об экстазе: „Это странное, экзальтированное и в высшей степени нервное состояние не только сознательно достигается, но может также сознательно и успешно контролироваться до конца и в соответствии с традиционными предписаниями”. Все сказанное позволяет нам понимать экстаз как заранее (более или менее осознанно) запрограммированное состояние, достигаемое шаманом при помощи самовнушения.
Шаман не сразу переносился в мир своих видений. В зависимости от личных качеств и мастерства одни шаманы впадали в экстаз быстрее, другие — дольше. Многое зависело от настроения шамана, от внутренней готовности к камланию. „Если шаман хочет камлать и ищет случая, то дело для него проще, но если его просят и заставляют камлать, то для него это труднее, так как предварительно он должен довести себя до такого состояния, когда ему захочется камлать”. Без этого он не сможет ощутить уверенности, что духи вместились в него. По наблюдениям С. М. Широкогорова, шаману требовалось иногда более часа, чтобы прийти в экстаз.