Выдержать это напряжение, видимо, был способен не каждый. У человека могло не хватить сил, уверенности в себе, могли сдать нервы. Именно это, наверное, происходило, когда шаман умирал во время сеанса, внушив себе поражение в борьбе с враждебными духами. Шаман мог убедить себя и в том, что духи, рассерженные его ослушанием или каким-либо иным проступком, требуют его смерти или карают болезнью. Бывало, что духи, „наказав” шамана, „покидали” его, и он проводил остаток своей жизни инвалидом. В. Л. Серошевский писал о старом якуте, который под влиянием христианской проповеди убедился в „греховности” шаманства и прекратил шаманить: „духи разгневались и ослепили его”.
Но немало шаманов встречали конец своих дней в добром здравии и рассудке, окруженные почетом сородичей. А. В. Анохин писал об одном алтайском шамане: „Сангыэак дожил до глубокой старости и часто впадал в беспамятство. Алтайцы очень любили его камлание и часто обессилевшего от старости приносили на шкуре быка в свои аилы”. В. И. Анучин сообщал о кетах: „Великий шаман — очень редкое явление, и всегда это — престарелые старики”. По материалам Е. Д. Прокофьевой, среди селькупов „жили и очень старые шаманы, которые до смерти сохраняли большую шаманскую силу”.
Пока шаман исправно исполнял свою трудную и ответственную роль, он был здоров. Его обмороков и припадков требовала логика выпавшей ему роли. Будучи полностью во власти веры в духов, он в то же время контролировал свое воображение, иначе не смог бы остаться в рамках образа, который ему полагалось воплощать всем своим существом, каждым помыслом и жестом. Как только шаман терял контроль над своими видениями, он мог стать — нервнобольным человеком. Но перестав управлять собой, он уже и не был шаманом.
Эти выводы основаны на этнографических данных. Жаль, что союз медицины и этнографии в этой области не сложился. Отечественная медицина не уделила шаманству много внимания. Медики, вместо того чтобы вести исследования вместе с этнографами, в основном комментировали их материалы. Впрочем, у медиков были и кое-какие собственные наблюдения. Когда алтайский кам Мампый в 1909 г. посетил Томск, его осматривал врач В. В. Карелин. По его заключению, „Мампый как в физическом, так и в умственном и психическом отношениях человек вполне нормальный, с довольно хорошим развитием”.
Заканчивая разговор о здоровье, взглянем на шаманство в целом. Пытаясь понять окружающий мир, человечество пришло к вере в духов. Вера в могущественных духов принижала человека, подавляла его волю, внушала чувство неполноценности и бессилия. Но люди не пожелали жить в вечной зависимости от духов и „изобрели” средства защиты от них, научились „управлять” ими. Это позволило нашим предкам сохранять душевное равновесие в трудной борьбе с природой.
Шаман и род
Шаманство — не самая ранняя форма религии. Это общепризнанно. А что было раньше шаманства? Многие исследователи не устояли перед соблазном выделить в архаических верованиях разных народов „дошаманский” пласт. Но где пролегает историческая граница между „дошаманским” и „шаманским”? Как определить точку отсчета?
С. А. Токарев представил шаманство как одно из средних звеньев в цепочке форм религии, складывавшихся на разных этапах ранней истории человечества. Перед шаманством С. А. Токарев поместил тотемизм, ведовство (вредоносные обряды), знахарство, эротические обряды и культы, погребальный культ и некоторые другие формы религии. Предлагались и иные схемы.
Многое в этих схемах убеждает. Так, можно согласиться, что шаманству предшествовал тотемизм. Можно допустить, скажем, вместе с А. Ф. Анисимовым и Г. М. Василевич, что и до появления шаманства охотники плясали у родовых святынь (почитаемых деревьев и скал) с целью обеспечить удачный промысел. Вполне вероятно, что эти магические танцы-пантомимы своими истоками восходят „почти к палеолиту”. Но некоторые попытки отделить „шаманское” от „дошаманского” вряд ли можно признать обоснованными.