Эти и другие подобные факты позволяют предположить, что культ предков как разновидность родового культа во многих местах складывался на почве шаманства, будучи в своих начальных формах почитанием предков-шаманов.
8. Родовые традиции не предусматривали плату шаману „за труды” от сородичей. В начале XIX в. И. Лепехин сообщал, что ненецкие шаманы „не получают определенных доходов от прельщаемого ими самоедского народа, но каждый из них по примеру прочих живет и питается собственным промыслом и обыкновенными трудами”. В начале XX в. С. М. Широкогоров решительно утверждал: эвенкийские шаманы „никакого особенного содержания от рода и никакой платы за камлание от сородовичей… не получают”. Г. М. Василевич также писала, что у эвенков работа шамана вознаграждалась лишь в рамках обычной родовой взаимопомощи. Эта традиция к рубежу XIX и XX столетий сохранилась далеко не у всех народов. Но у эвенков, например, она дожила вплоть до советского периода.
При такой постановке дела шаманская практика чаще всего не служила средством обогащения. Как разъяснял С. М. Широкогоров, за шаманом могли явиться в любой момент. Отказывать не принято. Шаман „покорно собирается и едет иногда за сотни верст, а иногда по собственному наитию отправляется туда, куда влекут его духи, бросая свои личные дела… Шаман не может отдавать все свое время снисканию средств к жизни, и поэтому беднейшими людьми рода обычно бывают шаманы. Больше того, временами духи им воспрещают охоту, рыбную ловлю и т. д., что ставит их тогда в чрезвычайно затруднительное положение”.
Г. М. Василевич связывала бедность шаманов и с разрушением родовых устоев: „Пока сохранялись родовые традиции, шаман и его семья были обеспечены питанием, но как только семьи начали большую часть года жить отдельно или в компании с другими семьями, хозяйства большинства шаманов пришли в упадок, так как, занимаясь камланием, шаман часто не имел возможности обеспечить семью мясом и рыбой”. К началу советского времени многие хозяйства шаманов были бедняцкими. Об этом говорят и материалы, собранные В. А. Туголуковым.
О бедности шаманов писали многие исследователи. Изучавший алтайское шаманство в 1910–1912 гг. А. В. Анохин сообщал: „Шаманская профессия далеко не выгодна для хозяйственных целей алтайца; она много отнимает у шамана или шаманки рабочего времени, которое едва ли может окупиться получаемыми грошами и подарками… Оплачивается более или менее сносно труд тех шаманов, которые пользуются большою популярностью. К таковым принадлежат шаманы средних лет и старики. Молодые шаманы и шаманки, благодаря скудости заработка, вызывают у своих домашних постоянное недовольство… Наблюдаются такие случаи, когда муж прерывает обряд жертвоприношения и с угрозами увозит свою жену-шаманку домой”.
Е. Д. Прокофьева утверждала:,Да, шаману за камлание полагалось, давать подарок, но не плату… Что могли дарить шаману его сородичи-бедняки? Кусок мяса, пару шкурок белки и прочую мелочь”. Лишь зажиточные оленеводы могли давать за камлание оленей. Хороший шаман, которого часто звали „на помощь”, терял много времени на разъезды, отчего страдал его промысел. „И если он сам был бедняк, не имел зажиточных родичей, то и жил со своей семьей хуже многих своих клиентов”. По ее мнению, селькупские шаманы в основном „были бедняками, в лучшем случае — середняками. И лишь считанные единицы были богатыми”.
Из одиннадцати шаманов, известных среди елогуйских кетов в 30-е годы, восемь числились бедняками и середняками (в том числе и „большой” шаман); об остальных сведений нет. Среда бурятских шаманов в 20-е годы беднота составляла 50–60 % и только 5—10 % жили зажиточно или богато. Сюда можно добавить и выразительную характеристику чукотского шамана Атарго (начало XX в.). Его жилище было одним из самых маленьких и бедных. Жена Атарго, узнав, что русский гость приехал специально для того, чтобы послушать ее мужа, „как очень сильного шамана”, сухо заметила: „Шаман, а есть нечего”.