– Барнс семь раз был ранен, – нервно бросил Джуниор. – Никто даже и не поверит, если ты скажешь…
– Да и вообще, Элиас просил тебя соваться в его битвы? – вставил Ра.
Слова отозвались в душе странным, звенящим ощущением; прислушавшись к нему, Сэм неспешно сообщил:
– Нет. Но у Барнса не было права втягивать его в свою битву… в свое желание убивать.
– Убивать? – послышалось от входа; все резко повернулись к двери. Сэм – последним.
Сержант был явно навеселе; улыбка кривила губы, шрам на щеке выделялся особенно явно.
– Об убийстве, значит, говорите… Ты говоришь, Хаммер, – Барнс двинулся к Сэму. – Ты знаток? Ты тут в убийстве разбираешься? Да никто из вас… Сидите, трепетесь, дерьмо курите – лишь бы от реальности сбежать.
Он стукнул кулаком по стене.
– Вот, я – ваша реальность, ясно?! Элиас – придурок. Ни хрена не понимал в том, как тут живут… хотите вступиться?
Барнс вновь улыбнулся, и солдаты невольно попятились.
– Вас тут шестеро, я один. Ну? Давайте, парни. Убейте меня.
Повисло краткое молчание; солдаты нерешительно переглядывались, не трогаясь с места. Сэм вновь ощутил прежнее странное спокойствие, ощущение, что он смотрит на происходящее со стороны. И когда с губ сержанта уже была готова сорваться презрительная фраза, Хаммер проронил:
– Не время.
– Что? – поперхнулся Джуниор.
– Еще не время, – повторил Хаммер. – Каждому человеку есть свой срок и приговор, Барнс. Твой срок еще придет.
Воцарилось молчание; солдаты непонимающе смотрели на товарища, из глаз сержанта исчезло пьяное веселье. Сэм сухо усмехнулся и вернулся к своей койке; растянулся, заложив руки за голову.
Барнс ушел молча, бросив на Хаммера взгляд, из которого исчезло всякое выражение. Остальные разошлись по собственным местам, и больше в этот вечер не прозвучало почти ни слова.
Казалось, конфликт на этом угас, хотя Сэм нередко чувствовал на себе пристальный, опасный взгляд сержанта. Потянулись дни, и Хаммера вновь затопила спокойная отстраненность… но и ощущение битвы звенело где-то на краю разума. Вплоть до ночи, когда взвод разделился, засев в засады и укрытия. Были спокойные дневные часы. Была вечерняя болтовня с Фрэнсисом, напарником по посту.
А затем ночь обратилась в поле боя, когда внезапная атака вьетконговцев прорвала оборону, и мир вокруг затопили выстрелы, крики и грохот взрывов. Враг перешел в наступление и сделал это умело и жестоко.
Видеть Сэм мог только маленький кусочек боя, то, что обрушилось на их с Фрэнсисом окоп… но почему-то осознавал, что их стрельба и побег как раз перед тем, как прилетит граната – лишь часть куда более крупного и сложного рисунка битвы. Неожиданно ярко вспыхнувшее чутье послушно развернуло перед Хаммером сотни связей, придало значение каждому слышимому выстрелу и взрыву.
Он понимал, что далекий грохот означает гибель азиата-смертника, со взрывчаткой ворвавшегося в командный бункер. Что выстрелы уносят жизни Банни и Джуниора, что Фрэнсис, исчезнувший в темноте, умудрился спрятаться от врага, и что еле слышное гудение – это приближающиеся самолеты, призванные капитаном Харрисом.
А еще Сэм чувствовал, что он переживет этот бой, который он так хорошо понимал. Ночная темнота, торчащие из земли корни, ветви и листья вокруг – все это не мешало ему двигаться и стрелять; сейчас Хаммер самому себе казался то ли совершенной вычислительной машиной, то ли актером, играющим сотни раз отрепетированную роль.
С каждой секундой крепло ощущение того, что он действительно в своей стихии. Что он поступает правильно – и при этом близится к границе, за которой лежит что-то очень важное.
И когда Сэм услышал треск выстрелов, а потом яростный вопль и звуки ударов, то сразу понял, к кому приближается, снимая врагов короткими очередями.
Да, сержант Барнс дрался с вьетконговцами – вернее, как раз добивал врага, вонзив ему в горло лопатку. Движения сержанта потеряли солдатскую отточенность; он бился как зверь, яростно и жестоко.
– Барнс, – окликнул Хаммер, останавливаясь.
Сержант мгновенно обернулся; лицо его исказилось яростью и Барнс замахнулся лопаткой, едва не раскроив Хаммеру череп – но тот успел уклониться, удивительно стремительным движением перехватил и выкрутил руку; лопатка полетела в траву. Быстрый точный удар по ноге сержанта лишил ее подвижности, толчок швырнул на дерево.
– Ну! – выдохнул Барнс, в глазах которого блестели отблески рассекавших ночь очередей. – Ты этого хотел, Хаммер? Давай! Попробуй убить меня!