— Может быть, не будем мять королевские орхидеи, а переместимся куда-нибудь, где нам никто не помешает, например, на крышу дворца? — немного отстранившись, переводя дух, игриво шепнул я, переместив губы поближе к порозовевшему ушку девушки. — Кажется, праздничные салюты и фейерверки еще продолжаются, заодно и полюбуемся.
Женевьев рассмеялась, и через минуту мы уже стояли на пологой кровле, разглядывая лежащий у наших ног сверкающий праздничными огнями город. Распустить шнуровки корсета ее платья было для меня делом нескольких секунд, и вот бальный наряд уже скользнул к ее ногам, освободив великолепные женственные формы красавицы.
Общая атмосфера праздника, царившая вокруг, ослепительное звездное небо, раскинувшееся над нами, где то и дело вспыхивали разноцветные петарды и китайские огни, музыка Штрауса, которая доносилась из открытых окон дворца, — все это придавало особый романтичный оттенок нашей страсти. Это было какое-то волшебное безумие, захватившее и словно уносящее к звездам, заставляя и нас взрываться и рассыпаться сверкающими гроздьями салютов. Мне раньше казалось, что после десятков или даже сотен женщин, которых я познал, меня уже едва ли что-то удивит. Однако, Женевьев, действительно оказалась необыкновенной женщиной — не только красивой и умной, но еще и великолепной любовницей, опытной и чувственной, прекрасно владеющей как своим телом, так и отлично разбирающейся, чем можно порадовать мужчину. Она не только сама умела получать эротическое наслаждение, но и с не меньшим удовольствием доставлять его, кажется, предугадывая мои желания раньше, чем я сам их осознавал.
Несмотря на существующую между нами большую разницу в положении в обществе и вампирской иерархии, Женевьев никоим образом не давала мне этого почувствовать, не пыталась ни доминировать, ни руководить мною, она проявляла себя истинным воплощением женственности. Я словно заново познавал себя и свои глубинные желания и загорался всепоглощающим огнем страсти, который не утихал, а чем больше мы отдавали друг другу, тем разгорался все сильнее.
Однако, июльские ночи коротки, и не успели мы насытиться друг другом, как побледневшие звезды над затихшим предутренним Брюсселем напомнили нам, что вампирское время истекает.
— Кажется, нам пора вернуться в гостиницу, — взглянув на занимающуюся зарю, с сожалением вздохнул я.
Мы попытались привести одежду в порядок, но стало ясно, что после наших активных упражнений на крыше бальное платье было сильно потрепано, прическа Женевьев также не подлежала восстановлению, да и мой фрак выглядел далеко не лучшим образом. Полагая, что не стоит в таком виде показываться ни разъезжающимся гостям, ни просто припозднившимся городским гулякам, я решил добраться в отель по крышам. Будучи в приподнятом шаловливом настроении, я подхватил прекрасную вампиршу на руки и буквально полетел над городом, легко перепрыгивая с одного здания на другое. Ей, похоже, понравилось подобное ребячество. Она нежно обнимала меня за шею, а ее серебристый смех разносился над предутренним Брюсселем.
Воспользовавшись гигиеническими удобствами цивилизации, мы снова продолжили познавать друг друга, хотя в более комфортных условиях на шелковых простынях отеля. И вот здесь меня ждало еще одно ошеломительное открытие. Трагические ошибки с Розой и Изабеллой заставили меня провести рубеж между возможностью утолить две самые мучительные жажды — хищника и самца.
Но когда горячие губы Женевьев скользнули по моей руке, а вместо ожидаемого поцелуя я ощутил, как острые зубки осторожно прокусили мне кожу над ладонью, я испытал дикий прилив животного желания и одновременно осознание, что в этот раз может быть все иначе. Она же вампирша, следовательно, я не смогу случайно убить ее, не успев остановиться, да и она не беспомощная жертва. Страстно изгибаясь и прильнув ко мне упругим телом, Женевьев не сдерживала стонов наслаждения, поглощая содержимое моей вены.
Манящий запах крови поплыл в воздухе. Дикая неконтролируемая страсть поглотила меня целиком, и полностью отдавшись ей, я яростно погружался в прекрасную вампиршу, одновременно жадно прильнув к пульсирующей жилке под ее ухом. Сладостно-соленая кровь стекала в мое пересохшее горло, открывая неизведанные новые вершины наслаждения.