docking the mad dog
=========================
Ноль разделить на двоих
Уже Другая
=========================
Будет ночь.
Будет белая снежная чёрная тьма.
Будут город и окна.
И шёпот.
И вдохов лавина.
Будет поздно.
И будет так жаль невпопад задремать.
Будет трудно понять,
что виновна,
и знать,
что невинна.
Будут тени метаться по стенам,
ища темноты.
Будет кожа краснеть от стыда
и от ласки жестокой.
Будет сложно отбить sms
из одних запятых,
уместив фальшь и ссоры
в притворно-лукавые строки.
Будет медленно сыпаться власть
из песочных часов.
Будут восемь восьмых,
как две вечности,
литься в стаканы.
Будет снегом тяжёлым
засыпан
под утро
висок.
Будет нам одиноко
и ветер попутным не станет.
Будут нервы,
как локоны,
виться на зябком ветру.
Лунный свет будет колким,
сухим
и наивно-проточным.
Ты закончишь банальную садо-и-мазо игру –
станет ноль абсолютным.
И я успокоюсь бессрочно.
И поставит все точки...
...замотавшийся вечер-савраска подвезёт нас устало к крыльцу. полуночница и златовласка, лампа красок добавит лицу, оботрёт недосыпа щетину и поставит все точки над "Е"... я расплачусь почти беспричинно, забывая о где-том тебе – разухабистом, как бездорожье, из гитар выбивающем дрожь...
понедельник по кличке серёжка доплетёт залихватскую ложь – о назавтрашней чудной погоде, о вселенской зиме и любви... время – пастырь и пластырь – бесплодно, ты его на кусочки порви и заклей сквозняки и обиды, с крыши сбей чепуху и снега... по законам январской корриды я тореро возьму на рога, окровавленной холкой красуясь на виду у тяжёлой толпы...
а в окне – раз, два, три – врассыпную разбегается мёрзлая пыль, happy dust белоснежно синеет на ладонях забытых дворов...
я, наверное, стану сильнее, прогоняя недельных воров... мельник мелет муку, словно муку, притирая к судьбе жернова...
я тревожусь, как щенная сука, по чужим раздавая слова...
Мне не впервой...
"Я сделаю всё, что хочешь..."
Уже Другая
Я сделаю всё, что хочешь,
ведь мне не впервой – игрушкой.
Я буду бездушной куклой
с душой, как истертый плюш.
Твой взгляд, что как нож заточен,
запомнит меня послушной...
А я этой ночью смуглой
сыграю бравурный туш
во славу притворно слабых,
во имя умело лживых,
для буднично искушённых
подкрашенных инженю....
Поверь, мне не надо славы –
игрушки не ждут наживы.
Софиты неослеплённо
замрут над продрогшим "ню"...
Покорно склонить колени?
А руки убрать за спину?
Быстрей, приступаем к делу.
С груди убираю шаль...
Не время для размышлений,
нет повода для кручины...
Я сделаю всё умело,
лишь счастья не обещай...
Только не трогай, ладно?
Только не трогай, ладно?
Пусть убегают капли –
в заросли хронологий,
в прожитый эпизод.
Свет погаси в прихожей,
мой милосердный Гамлет,
и не тревожься, милый, –
прошлое заживёт...
Вслед посмотрю без грусти:
кто от кого уходит?
Кто для кого формально
– шут?
– режиссёр?
– статист?
Я уплыву из вены в горечь глубоководья,
в рай невозможно яркий,
в бухту самоубийц...
Скоро не будет больно.
Снег обернёт бинтами шрамы от пошлой "Скорой"...
А прошлогодний сплин,
сети бесед сплетая,
срочно возьмёт тайм-аут,
чтобы забрать надежду.
Голод неутолим –
он не простит прощаний...
Но он меня отпустит –
прочь от бетонных улиц
быстро,
за полчаса.
Я ухожу спокойно, я ухожу без грусти...
Но я ещё живая...
Выжди.
Потом бросай.
какая странная зима
"Но погреб пуст. Легка сума.
И хрупкий посох - мой попутчик.
Он путь, как суть, находит чутче,
чем сам хозяин.
Снег. Зима."
Геннадий Руднев
Отмечен путь и найден посох...
Сума подобрана к плечу.
Зимы идущей отголосок
я чётко слышу.
Снег-молчун
засыплет
странность зимней сути,
остудит бывшие следы...
К лохмотьям странника
лоскутик
пришьют задумчивые льды...
И по дороге в долгозимье
в коротких сумерках шурша,
бредёт,
так странно нелюбима,
смешная хрупкая душа –
моя попутчица...
Неведом
и не согрет ничьим теплом,
укрытый белым
снежным пледом,
в разлуку
вмёрзший
старый дом
нас ждать устал...
Темно.
Позёмка
метёт растрёпанным хвостом...
А вечер пуст...
И ветер скомкан...
И снег тоскует за окном...
Весь мир Её...
..............."А ее любовь
была лишь рыбой – может и способной
пуститься в море вслед за кораблем
и, рассекая волны гибким телом,
возможно, обогнать его... но он –
он мысленно уже ступил на сушу.
И море обернулось морем слёз.
Но, как известно, именно в минуту
отчаянья и начинает дуть
попутный ветер".
Текучим серебром попутных струй
омытая,
её любовь способна
простить
немилосердному костру
ожогов боль
и страсти пламень дробный...
Она лишь рыба
средь
мильонов рыб,
осколок жалкий стай неисчислимых...
Морских стихий
неведомость судьбы
ей нагадала
быть не им любимой,
но,
вслед летя за милым кораблём,
в кильватере оставив бухт покои,
она сильна в стремлении своём
его догнать...