Интересно, кто тот военнопленный, кому Грундиг подарил свою картину?
И вот стихи (перевожу их с немецкого).
Их нашли в пятьдесят четвертом году, когда разбирали развалины лагерного лазарета. К стихам приложена записка:
"Только что мы узнали о том, что в большой лагерь вновь привезли на казнь 400 красногвардейцев. Мы все потрясены этими убийствами, число которых перевалило за тысячу. Пока мы не в состоянии чем-нибудь помочь товарищам. Обстановка в нашем лагере еще очень неясная, нет еще необходимого единства, но мы - коммунисты - делаем все для того, чтобы устранить трудности. Настроение среди членов партии бодрое и уверенное..."
Дата - 19 сентября 1941 года.
А затем стихи:
Подобно акробату
(Нам души страх изгрыз),
Идем, как по канату,
Боясь сорваться вниз.
Лавируем, не знаем,
Куда верней шагнуть...
Но, тверд и несгибаем,
Ты подсказал нам путь.
"Друзья! Не только выжить
Важней задача есть:
Не дать из сердца выжечь
Достоинство и честь.
Пред сильными не гнуться,
А слабых не топтать,
Не попросту вернуться,
А в строй бойцами встать!"
К нам силы возвращались
Мы верили тебе,
Мы снова приобщались
К надежде и к борьбе.
Тебя вели на пытки,
Глумились над тобой,
Но мужеством в избытке
Ты наделен судьбой.
Как дом прочнейшей кладки,
Что не сломать вовек,
Ты - в драной полосатке,
Обычный человек.
Твое услышав слово,
Здесь, средь кромешной тьмы,
Не умереть готовы,
А жить готовы мы.
Забыв тоску и усталь,
Сквозь ночь и смерть пройдем...
Нет, мы, товарищ Густав,
Тебя не подведем!
В глухом тюремном блоке,
В последний смертный час,
Свободы свет далекий
Ты сохранил для нас.
Пока неизвестно, кто автор этих стихов и кто такой Густав. Малер предполагает, что это Густав Шрерс, а может быть, и другой Густав. А поэт, наверно, погиб - стихи были опубликованы, но автор не откликнулся: убили поэта.
...Подошел старичок, сухонький, хромой, на лацкане пиджака ленточка ветерана революции "1918-1923". Представился:
- Вильгельм Хаан, служащий музея, член партии с тысяча девятьсот седьмого года, член профсоюза с тысяча девятисотого.
Хаан тоже сидел в Заксенхаузене, после освобождения пожил в Берлине, а теперь вернулся сюда: это суровая обязанность многих бывших узников оставаться в тех местах, где они страдали, чтобы поведать новому поколению о том, что пережито, добровольный крест, который они несут во имя памяти павших и жизни живых.
Кто расскажет лучше Малера, лучше Хаана?
- Товарищ Малер, еще приехали двое, просят впустить.
Двое - рыжий напомаженный паренек с девушкой - подъехали на машине, одеты по-воскресному.
- Здравствуйте. Очень просим... Мы из Эберсвальде, давно мечтаем побывать в Заксенхаузене.
Малер опять недоволен ("непорядок, нельзя, музей откроют только в апреле"). Потом махнул рукой:
- Ладно...
Рыжий паренек победителем взглянул на девушку: видишь, я говорил - со мной впустят...
Хаан:
- Сколько тебе лет?
- Двадцать. Вчера только исполнилось.
- Вот как? Ну что ж... Двадцать лет назад в этом самом лагере...
Паренек из Эберсвальде родился в деревне близ Вроцлава, который тогда назывался Бреслау, а теперь опять стал Вроцлавом, Польшей. Отца он не помнит, отец был на войне - сперва в России, а под конец, после ранения, попал на западный фронт и - в плен, к американцам.
В сорок пятом рыжий паренек вместе с матерью переместился на запад, в Германию. Ехали, боялись: русская зона. Сколько было наговорено соседками, соседями, кому-то прислали письмо, кто-то слышал...
Дома родители крестьянствовали, жили не бог весть как, всякое случалось - земли было мало. Когда уходил отец на войну, обещал ему землю. Он все шутил: "Стану я украинским помещиком!"
Где оно, поместье? И где отец?
Вышла из вагона женщина с малышом на руках - поле, незнакомые, чужие места. Ах, война, будь она проклята!
Разместили их в селе, неподалеку от Эберсвальде, округ Франкфурт н/О. Начали привыкать.
Однажды созвали переселенцев и местных крестьян на собрание, сказали:
- Жил здесь прежде помещик, прусский юнкер, сбежал он теперь на Запад. Будем делить его землю между собой.
Земельная реформа...
Вскоре создали в деревне кооператив, началась новая жизнь, вросла мать в эту жизнь, понравилось. Земля своя, и государство свое, и люди кругом хорошие.
А рыжий паренек подрос, пошел в школу: "2X2=4", "Власть в республике принадлежит рабочим и крестьянам", "Мы боремся за мир".
В пятьдесят четвертом году объявился наконец папаша: прислал письмо из Кёльна:
"...в Кёльне я кельнером, возвращаться к вам не собираюсь, встретимся в Бреслау. Отнимем его у поляков, помяните мое слово. Набирайтесь терпения..."
Всплеснула мать руками:
- Бреслау?.. Зачем? Неужели опять война, неужели он так ничего и не понял, дурень?
Сидела вместе с сыном, долго сочиняла ответ:
"Родина наша здесь, в Германской Демократической Республике, живем мы хорошо. Образумься, пойми..."
Кончилась на этом их переписка.
После школы рыжий паренек остался у себя в деревне: механик-тракторист, вот жениться задумал, девушка из той же деревни. Познакомьтесь, пожалуйста: Гильда.
...Всю эту историю выслушал я, сидя в конторе будущего музея, куда нас вместе с рыжим пареньком и его невестой пригласили Малер и Хаан: попросили сделать запись в книге отзывов.
Не хотелось уходить, разговаривали о разных вещах, вспоминали.
Потом Малер сказал:
- Да... Все это надо осмыслить, свести воедино: Заксенхаузен, ваш друг - советский солдат, который погиб здесь, мы с Хааном, и вот он, эберсвальдец, и его папаша, который в Кёльне мечтает о Вроцлаве... Сложное это понятие - "Германия", не сразу разберешься...
Старик Хаан вынул из какой-то папки брошюру, протянул пареньку:
- Прочитай и напиши отцу в Кёльн: живет, мол, с тобой в одном городе господин Корнелий - комиссар кёльнской полиции. В Заксенхаузене его хорошо помнят, был он здесь начальником Особой комиссии, уничтожал людей почем зря, скольких убил - не перечислишь! Матиас Тезен, Эрнст Шнеллер - лучшие наши товарищи пали от его руки. Напиши отцу и про эсэсовца Эккариуса, в брошюре о нем подробно говорится. Замечательный был семьянин! Вышел однажды на плац со своими детишками, воркует: хотите, покажу вам фокус? Подозвал кого-то из наших, больного узника: "Ложись!" - и стал топтать его каблуками, пока тот не умер. Господин Эккариус тоже на свободе, в Бонне живет. И еще напиши отцу - пусть съездит в Дюссельдорф, к господину Эрвину Брандту - в концерне Флика Эрвина Брандта знает любой служащий. Да и мы его знаем неплохо, еще с тех времен, когда он был оберштурмбаннфюрером СС...