В Бонне статс-секретарь д-р Глобке произнес торжественный спич:
- В этот святой праздник еще раз поклянемся в верности нашим принципам...
В Касселе бывший офицер, а ныне владелец аптеки г-н Шнурре, нацепив на елку марципанового "Геркулеса", предается сладостным воспоминаниям:
- Было рождество тысяча девятьсот сорок первого года. И стояли мы тогда под самой Москвой...
"Тихая ночь, святая ночь". Весело светятся огни елок. И все же у Симонов, глобке, цаунеров неспокойно на душе.
Кто там за окном? Призраки? Тени? Нет. Это живые люди, которые ничего не простили и ничего не могут забыть.
За этими людьми огромная сила: на немецкой земле свобода существует теперь не только в подпольных кружках, она обрела отечество, говорит полным голосом, и дыхание ее прорвалось из-за Эльбы на запад, в самые затхлые уголки, туда, где прежде о ней и понятия не имели...
"ДЕЛО ЭЙХМАНА"
I
Еще в прошлом году в Заксенвальде, близ Гамбурга, работал лесником Карл Нейман - веселый человек лет пятидесяти. Однажды он принес из лесу хромого щегла, отдал соседке:
- Примите, фрау Бест, подкидыша, а то боюсь, как бы мой кот Муркель не причинил ему вреда...
Фрау Бест перевязала щеглу лапку, пришел бакалейщик Эйнфельд, стал вместе с Нейманом мастерить клетку. Неожиданно явилась полиция. Нейман вытянул руки по швам, сказал с достоинством:
- Ладно, я - Рихард Бер. Прошу помнить, что я был офицером, обращайтесь со мной соответственно.
Фрау Бест и Ганс Эйнфельд - бакалейщик - разинули от изумления рты, щегол жалобно пискнул.
- Как так?
Рихард Бер был последним комендантом Освенцима, он завершал "ликвидацию".
Узнав об этом, бакалейщик Эйнфельд покачал головой:
- Что он там натворил - его дело; ко мне он относился очень приветливо. А возьмите историю со щеглом!..
Рихард Бер приютил хромого щегла. Начальник Бера - Адольф Эйхман любил кроликов. На фотографии, сделанной незадолго до ареста, он снят в тени оливкового дерева: полузакрыв глаза, улыбаясь, держит в руке смешного зверька "добрый дедушка" Эйхман.
Он и попался в результате собственной сентиментальности. 21 марта 1960 года Рикардо Клемент преподнес своей жене букет белых цветов. Жену Клемента звали Вера Либль, когда-то она была замужем за Эйхманом; после войны переехала с детьми из Австрии в Аргентину, сошлась с Клементом, служащим фирмы "Мерседес-Бенц". Дети Веры Либль называли Клемента "дядей Рикардо". В те дни агенты следили за каждым шагом Рикардо Клемента, сличая факты, искали последних доказательств. Букет, преподнесенный 21 марта, окончательно устранил все сомнения: 21 марта было годовщиной свадьбы Веры Либль и Адольфа Эйхмана.
Агенты приступили к разработке "операции"...
Личность Эйхмана изучена, исследована, его сделали знаменитостью. Существует целая литература, в которой подробно рассмотрен феномен, именуемый Эйхманом. Его прозвали "бухгалтером смерти", и это почти правильное определение, если не считать того, что "бухгалтер" отнюдь не отличался бухгалтерским беспристрастием, когда речь шла об убийствах, удушениях, сожжении живьем. Рассказывают, как Эйхман выбросил из окна пятого этажа грудного ребенка, как он спалил зажигалкой бороду старому еврею, и все же это случаи исключительные, они совершались в состоянии аффекта - Эйхман обладал ровным, спокойным характером: сидел у себя в кабинете, калькулировал, подсчитывал, иногда выезжал в командировки.
Он был вполне "порядочным человеком" - можно привести длинный перечень его добродетелей: еще до войны инспекция полиции безопасности составила анкету-характеристику Эйхмана:
Поведение на службе и вне службы - корректен, безупречен.
Денежные дела - долгов не имеет.
Отношение к семье - хорошее.
Личные качества - активен, выдержан, обладает чувством товарищества, целеустремлен.
Душевная бодрость - ярко выражена.
Мировоззрение - здоровое.
Слабости, недостатки - (прочерк).
Эйхман любил спорт, верховую езду, музыку, недурно играл на скрипке. Еще и сегодня о нем с грустью вспоминают женщины, которым он "оказывал честь". Приезжал усталый, заложив руки за голову, мечтал: построю за Уралом замок, буду пить кумыс, скакать верхом по степи...
Скрываясь несколько лет на севере Западной Германии, Эйхман, как и Рихард Бер, работал в лесу, жил в бараке. Жена почтальона Рут Трамер вспоминает: "Часто он совершал одинокие лесные прогулки", был "тихим, сдержанным", "по вечерам играл на своей скрипке". Домовладелец Франциско Шмидт из Аргентины пишет о Рикардо Клементе - Эйхмане: "Корректный, приятный человек, аккуратно вносил квартирную плату". И Эйхман - о себе, в своем "духовном завещании", составленном в Буэнос-Айресе:
"Я не убийца. Я всего-навсего лояльный, корректный и послушный солдат!.. Все, что я совершал, делалось мной из идеалистической преданности моему отечеству и СС... Я был хорошим немцем, я остаюсь хорошим немцем, и я всегда буду хорошим немцем".
До начала процесса многие гадали, как поведет себя Эйхман на суде: станет ли отпираться, раскаиваться или "сыграет ва-банк" - попробует превратить суд в трибуну?
Его поместили в стеклянный куб - клетку. 11 апреля 1961 года на нем задержался взгляд человечества: вот оно - чудовище, истребитель шести миллионов!
Эйхман надел наушники, положил перед собой цветные карандаши, стопку бумаги.
До середины июня выступали свидетели. Эйхман внимательно слушал, изредка улыбался, качал головой.
В зале суда воскресали ужасные картины. Незримый строй мертвецов шесть миллионов убитых - проходил мимо стеклянного куба. Это были жертвы из всех европейских стран: те, кого убили газом в лагерях смерти, и узники гетто, умершие от голода; дети, расстрелянные эйнзац-командами на краю противотанковых рвов, и старики, которых загоняли в здания синагог, а потом сжигали. Никто из них не ушел от Эйхмана. Он организовал строгий учет, обеспечил образцовую систему "выявления". Если на местах, в странах-сателлитах, власти проявляли нерешительность, Эйхман действовал через дипломатические каналы, через имперских уполномоченных - так он "очистил" Будапешт, подготовил полную ликвидацию итальянских и румынских евреев. Если происходили заминки с транспортом, Эйхман "нажимал" на железнодорожников, и предназначенные для перевозки войск эшелоны поступали в распоряжение гестапо. Когда в лагерях смерти возникали перебои с газом или не справлялись с перегрузкой крематории, Эйхман связывался с техниками, с инженерами, и "машина" вновь действовала безотказно.