Фип встал на ноги и осмотрелся. Какой огромный, яркий, шумный мир окружал его! Зелёный-зелёный луг, синее-синее небо, а там, в небе, что-то ослепительно золотое - Фип было глянул и поскорей снова зажмурился... А как тепло, какие чудесные запахи, какой ласковый ветерок! От ветерка чуть колышется зелёная трава - такая высокая, что не только Фипу можно спрятаться в ней с головой, - и важно покачивают хорошенькими головками цветы. Их так много, они такие разные! Жёлтые, красные, белые, лиловые... И повсюду, куда ни глянь, - птицы. Они то перелетают с цветка на цветок, с травинки на травинку, то подолгу вьются в воздухе на одном месте, то стремительно, с жужжанием проносятся у Фипа над самой головой.
"Ну, тут я не пропаду, - радостно подумал Фип. - Сколько своих!"
Но странное дело, к кому бы из них Фип ни кидался, все птицы шарахались от него в сторону и поскорей уносили ноги. Никто из крылатых не только не желал вступить с Фипом в разговор, - никто не отвечал ему даже на самые вежливые вопросы.
На Фипово счастье, неподалёку от него на синий с жёлтым цветок плавно опустилась очень-очень большая птица, пожалуй, больше самого Фипа. У неё были пушистые усики, шесть тоненьких ножек, широкие разноцветные крылья, и при каждом её движении крылья эти отливали всеми цветами радуги. Наученный горьким опытом, Фип подошёл к ней, медленно, осторожно, и первым делом вежливо поздоровался.
- Здравствуйте, тётя! - пискнул Фип. - Можно мне спросить у вас одну вещь?
Бабочка (ты, конечно, догадался, что это была она) была такая большая, что не испугалась Фипа.
- Спрашивай, вежливый малыш, - сказала она.
- Тётя, вы - птица? - спросил Фип и тут же понял, что сказал что-то неподходящее.
Бабочка взмахнула крылышками, словно собиралась улететь.
- Не улетайте, тётя! Пожалуйста! Пожалуйста! - отчаянно пискнул Фип.
Бабочка осталась на месте и принялась только усиленно обмахиваться крылышками.
- Как ты мог... как ты мог даже подумать обо мне такую ужасную вещь! сказала она наконец. - Я - птица? Б-р-р!
- Но ведь вы же летаете! - пискнул совершенно сбитый с толку Фип. - А кто летает - тот птица...
Тут Бабочка тоненько рассмеялась.
- Я вижу, ты просто глупыш и не хотел меня обидеть, - сказала она и улетела.
IV
День шёл к концу, а Фипу так и не удалось найти ни одной настоящей птицы. Бедняга совсем расстроился, а особенно огорчало его, что все, к кому он обращался, - все крылатые, все летающие, обижаются, когда он принимает их за птиц. А один большущий (чуть ли не больше самого Фипа) Жук даже обещал его отколотить за такие вопросы.
- Что же это получается? - рассуждал Фип вслух, устраиваясь на ночлег под кустиком (ему-то этот кустик казался большим деревом). - Получается чепуха: летают, а не птицы. Ну просто чепуха!
- Чепуха, мой друг, твои рассуждения! - вдруг послышалось откуда-то сверху. - Впрочем, меня это не удивляет. У вас там, внизу, всё вверх тормашками.
Фип поднял голову. Высоко над ним, на ветке кто-то висел вниз головой.
От изумления Фип не мог произнести ни звука.
- Да-с, - продолжала неизвестная собеседница Фипа, - попробуй рассуждать по-настоящему.
Видя, что Фип ничего не понимает, она пояснила:
- Насекомые летают, но они не птицы. Я летаю, но я не птица. Вывод: не все, кто летает, - птицы.
Фип разинул клювик от удивления и огорчения.
- Да-с, - с торжеством сказала незнакомка. - И больше того: не все птицы летают. Страус - не летает. Киви - не летает. Пингвин - не летает. А вот я - летаю.
И с этими словами Летучая Мышь (кто же это мог быть, кроме неё?) расправила огромные кожистые крылья и бесшумно исчезла в вечерних сумерках. Вскоре она вернулась, и что-то упало на голову Фипу. Ему показалось, что это были жёсткие надкрылья того самого Жука, который недавно грозился его поколотить...
- Птицы, а не летают, летают, а не птицы, - рассуждал сам с собой Фип. - Ну, как же тогда мне птиц узнать? - захныкал он так жалобно, что и Летучая Мышь смягчилась.
- Птиц узнать очень просто, - сказала она. - Они поют! Да-с!
- Птицы поют, птицы поют, - повторял Фип, чтобы не забыть. С этими словами он и заснул.
V
Утро было чудесное. Только Филу сразу захотелось пить и есть. Он склюнул несколько росинок с листьев и травы и начал поклёвывать зёрнышки, хотя они были зелёные и не такие вкусные, как те, которые давали Фипу раньше, но он был и тому рад и клевал их с большим увлечением.
Но вдруг он бросил своё увлекательное занятие и насторожился. Да, сомнений не было - кто-то громко-громко пел:
- В реке-кекс! В реке-реке-кекс!
Хотя Фип и не знал, что такое "кекс", ни даже что такое река, он так и кинулся на звук этой песни. Вполне естественно: во-первых, ему очень понравилась песня, а во-вторых (и это главное), это была песня и, значит, где-то рядом была и птица.
И действительно, на берегу большой лужи (или маленького прудика) сидел кто-то необыкновенно красивый: зелёный, блестящий, с большими блестящими глазами, и пел. Чудесно пел:
- В реке-кекс!
Фип так заслушался, что забыл обо всём на свете.
- Вы, конечно, птичка? - спросил он, когда певица наконец замолчала.
- Квак? - спросила певица. - Почему ты так решил?
- Мне сказали, что птички поют, а вы так замечательно поёте!
- Квак, квак я пою? - переспросила зелёная певица.
- Замечательно, чудесно! - восхищался Фип. - В жизни не слыхал такого дивного пения!
Я думаю, не надо объяснять, что Фип говорил чистую правду: он ведь действительно в жизни не слыхал пения.
- Ты, видать, умный головастик, - сказала зелёная певица. - Пою я действительно чудесно, замечательно! Это ты всё правильно говоришь. Но только я не птица. Вот ещё! Я - Лягушка!
Бедный Фип не мог скрыть своего разочарования.
- А я думал... а мне говорили - только птицы поют... - жалобным голоском протянул он.
- Хе-хе-хе! Кто это тебе говорил?
- Летучая Мышь, - сказал Фип.
- Летучая Мышь? Хе-хе-хе! - засмеялась Лягушка. - Ну, у неё, известно, всё вверх тормашками, она ведь вниз головой спит! Придумала тоже! Только птицы поют! Мы, лягушки, лучше всяких птиц поём, сам слышал! А почему?
Тут Лягушка сделала такую большую паузу, что Фипу волей-неволей пришлось спросить:
- Да, почему?
- Да потому, что мы первые на свете запели.
Лягушка снова сделала паузу, и Фипу опять пришлось спросить:
- Ну да?
- Да! Ведь было время, никто петь не умел, потому что все в воде жили, а там не очень-то распоёшься. А вот мы, лягушки, сумели! И запели!