Выбрать главу

Лягушка снова замолчала, очевидно ожидая, чтобы Фип опять выразил свой восторг. Но Фип неправильно её понял.

- А как же мне тогда... - начал было он, но она его перебила:

- Да, мы первые запели, а там уж и другие... и птицы эти хвалёные, а уж теперь все, кому не лень, поют...

Фип снова попытался о чём-то спросить Лягушку, но она не обращала на него внимания.

- Все поют, - продолжала она с жаром, - кто может и кто не может. У птиц хоть голос есть какой-никакой, а многие - хе-хе-хе - совсем без голоса поют! До того техника дошла - не поверишь: ногами поют, ногами слушают. Можешь себе представить?

- Не могу, - честно признался Фип.

- Да вон, гляди, вон он, видишь там, зелёненький, коленками назад.

Фип посмотрел туда, куда показывала Лягушка, и увидел большого зелёного Кузнечика. Кузнечик сильно чиркнул ножкой по крылу, ещё, ещё - и полилась всем знакомая песенка.

- Видишь, вот он самый и есть, - с удовлетворением сказала Лягушка, жаль, далековато сидит, а то мы бы его получше рассмотрели.

И тут Фип вдруг заплакал.

- Ой-ой-ой, что же мне делать? Все летают, все поют, - всхлипывал он, как же мне птиц узнать?

Лягушка заметила, что бедный цыплёнок совсем расстроился, и ей стало его жалко.

- Как птиц узнать? Это я тебя, головастик, научу, - сказала она добродушно. - Кто поёт - хорошо, кто летает - тоже хорошо, но это ещё полдела. А главное дело - кто гнездо строит, тот и птица. Понял?

- Ничего я не понял, - ответил Фип. - Какие ещё гнёзда? Где они бывают?

- Опять я тебя, головастик, научу, - продолжала Лягушка. - Гнёзда всякие бывают. И всюду они бывают: на земле, на кустах, на деревьях... Ищи только лучше. Да вон оно! Вон оно, гнездо! Во-о-о-н там, в тростнике, видишь?

- Большое спасибо, тётя, - крикнул Фип и бегом устремился к тростникам, туда, где на высокой, стройной тростинке покачивалось гнёздышко, очень хорошенькое гнёздышко, сплетённое из сухих травинок.

- Птица, птица, выходи! - крикнул Фип ещё на бегу. На этот раз он был уже совершенно уверен, что нашёл своих.

И на его призыв действительно из гнёздышка выглянула чья-то очаровательная мордочка, за ней - вторая, третья. Просто удивительно было, как они все там помещались.

- Вы - птицы? - спросил Фип упавшим голосом. Почему-то его уверенность начала пропадать.

- Хи-хи! - ответили из гнезда. - Он думает, мы птицы. Хи-хи! Хи-хи! Какие ж мы птицы? Ты разве не видишь, мышата мы!

- Мышата... - растерянно протянул Фип. - А зачем же вы в гнезде сидите?

- Как зачем? Это наше гнёздышко!

- А мне говорили: птички гнёзда вьют.

- Птички несут яички, - сообщили ему наперебой все три мышонка.

- Несут яички? А куда? - грустно спросил Фип. И тут раздался такой взрыв хохота, что он, повесив голову, зашагал прочь.

- Эй, малыш, погоди! - крикнул кто-то ему вслед.

Фип неохотно обернулся. Из гнезда выглядывала мордочка побольше. Это была мама мышат, Мышь-Малютка.

- Ты ищешь птичек? - спросила она. - Так вот: птички правда живут в гнёздышке и правда несут яички, такие белые, кругловатые, а бывают и раскрашенные!

- Спасибо, - сказал Фип. - Белые, кругловатые, - повторил он. И вдруг перед его глазами всплыла знакомая картина: белые, кругловатые... Время от времени они лопались, и на волю выходил брат или сестрёнка Фипа.

- Вспомнил! - запищал Фип, очень взволнованный. - Так и есть, и я был в яичке, значит, я правда птица!

От радости он начал клевать всё, что попало, и сам не заметил, как забрался на какую-то покрытую сухими иголками и колючими ветками кочку. На её верхушке лежали белые кругловатые предметы, очень похожие на те, о которых Фип только что вспоминал, только маленькие, и он стал клевать их тоже.

- Эй, ты! Ты что делаешь? - послышался такой тонюсенький голосок, что Фипов писк мог по сравнению с ним показаться басом. - Это наши яички! Мы их несём сушить, а ты клюёшь!

- Вы несёте яички? - спросил ошеломлённый Фип, разыскивая глазами, кто это говорит. - Да где же вы? Значит, вы птички? Где же вы?

- Вот мы где, - отвечал тоненький голосок, и тут Фип наконец увидел своего собеседника. Это был рыжий Муравей.

- Так это вы птички? - с сомнением сказал Фип. - Птички несут яички, машинально повторил он заученную фразу.

- Да что ты, дяденька, - с искренним недоумением ответил Муравей. - При чём тут птички? Что у них там за яички? Ну, одно-два яичка снесёт или там пяток, и всё. А у нас, у муравьев, - ого-го! У нас, брат, царица за день столько яичек отложит - и счёту нет! Мильон! А то даже тыщу!

Так как Фип совершенно не умел считать, на него это муравьиное хвастовство не произвело впечатления. Он понял только одно: он опять не нашёл птичек. Окончательно разочарованный, он поплёлся прочь.

- Что же это получается? - убивался Фип, присев отдохнуть под высоким-высоким, до самого неба, деревом. - Летают - и не птички... Поют - и не птички... Гнёзда вьют - и не птички... Яички несут - и то не птички! разрыдался бедный цыплёнок. - Все - не птички! А кто же тогда птички? сказал он, ни к кому не обращаясь.

И в ответ он неожиданно услышал чей-то глубокий, добрый-предобрый голос:

- Птицу узнаешь по перу. - И с вершины дерева, под которым сидел Фип, плавно, медленно слетело вниз птичье перышко - красивое, лёгкое, блестящее. Плавными, широкими кругами опускалось оно всё ниже и ниже, и, когда оно заканчивало круг, вновь зазвучал добрый, глубокий голос: это говорило Дерево.

- Есть птицы, которые не поют... Есть птицы, которые не летают... И гнёзд не вьют... Есть птицы и совсем без крыльев... Но нет птицы без перьев!

Дерево умолкло, и, словно поставив точку, перышко опустилось Фипу прямёхонько на нос.

- A y меня ведь и перьев нет?.. Значит, я сам не птица! - ахнул Фип.

Но он не успел даже расстроиться, потому что рядом с ним на землю опустился кто-то, ростом даже чуть поменьше Фипа, но ужасно бойкий, весёлый и нахальный и весь в перьях.

- Известно, не птица! Курица - не птица! - весело сообщил Воробей (это был именно он и никто другой).

- А я разве курица? - спросил бедный Фип.

- Ты-то? Ты даже ещё не курица, - продолжал насмешник. - Ты - цыплёнок, хорошо ещё, хоть нежареный!

- Ой-ой-ой! - захныкал Фип. - Ну, где же мне найти своих?

И он повесил голову с таким убитым видом, что его пожалел бы даже разбойник Коршун, не только честный Воробей.