Твоя Надиде X.
Дорогая Вера!
Пишу тебе из Анкары. Музаффер поступил в военное училище. Я переехала сюда, чтобы не оставлять его одного. Сняла маленькую комнатку. Конечно, на переезд ушло много денег – продала некоторые свои вещи. Музафферу жалованья не платят, и денег он дать нам не может. А я не могу работать – не с кем оставить ребенка. У меня остались еще небольшие сбережения в банке – попробую на них прожить.
Ахмед начал говорить, у меня прекрасный сынишка…
Как разведенная жена, я больше не ношу фамилию своего мужа. Имя мое все то же – Надиде, но фамилия девичья…
С пожеланием счастья.
Надиде С.
Верочка моя!
Несчастья преследуют меня. Оказывается, без регистрации нам нельзя жить вместе. Музафферу грозит это увольнением из училища. Таков закон. Но ведь это нелепость. Я сказала ему: «Наверное, я надоела тебе, и ты все это придумал, чтобы отделаться от меня!» Но Музаффер принес и показал мне закон. По этому закону, принятому в 1927 году, мужчина, женатый на иностранке или живущий с женщиной без регистрации брака, не может стать офицером. Меня больше всего гнетет то, что меня называют иностранкой. «Какой мы наносим вред?» – спросила я. Оказывается, если Музаффер будет жить со мной, то может появиться возможность для шпионажа. Когда я об этом узнала, несколько дней плакала. Каким шпионажем могу я заниматься? У нас есть знакомый майор, он родился и вырос в другой стране, до двадцати лет состоял в ее подданстве, затем переехал в Турцию и стал военным. Я сказала, что раньше он тоже был подданным другой страны. «Он по крови турок», – ответили мне. «Ну, и что из этого, разве турок не может быть завербованным?» – спросила я. У Музаффера есть приятель, армянин – офицер медицинской службы. Есть у нас еще один знакомый, депутат Национального собрания, хотя он грек…
Я совсем ничего не понимаю. Музаффер уже и домой не приходит. Я осталась одна со своим сынишкой. Музаффер мне сказал, чтобы я возвращалась в Стамбул.
Твои письма для меня единственное утешение, не оставляй меня.
Надиде С.
Дорогая Вера!
Я продала все свои вещи и вернулась в Стамбул. Пошла к свекрови. Меня и внука она встретила очень холодно. Однажды она даже сказала мне прямо в лицо, что я, выйдя замуж за ее сына, поставила ее в тяжелое положение. У нее в доме я пробыла только три дня. Сейчас живу в дешевой гостинице. Ходила на фирму, где раньше работала, просила взять меня на службу. Моя прежняя должность занята, мои обязанности исполняет девушка, иностранный специалист, и ей платят в месяц пять тысяч лир, как когда-то мне. Я просила взять меня на любую работу. Но мне ответили, что пока вакантных мест нет.
Я лишилась заработка, перешла в мусульманскую веру, отказалась от своей родины, к тому же обидела маму, потеряла мужа… Сейчас не знаю, что и делать. Напишу маме, попрошу прислать денег на дорогу.
С надеждой на скорую встречу.
Надиде С.
Дорогая Вера!
Мама очень на меня обижена и не хочет, чтобы я возвращалась домой. В деньгах отказала. «Кто тебя сделал мусульманкой, тот пусть и помогает», – резко ответила она.
Я несколько раз писала Музафферу, но он ничего не ответил. Я слышала, что он снова обручен. Мне сказали, чтобы я подала в суд на алименты для ребенка, но я этого не сделала. Живу в долг, мне помогают немногие оставшиеся здесь друзья.
С приветом и любовью.
Надиде – Натали С.
К нам попали только эти письма Натали, которая, став мусульманкой, турчанкой, была известна под именем Надиде. Что с ней сталось в дальнейшем – неизвестно.
Хозяйка
В редакции шла спешная работа. Я тогда состоял репортером полицейской и судебной хроники. К нам в комнату вошел Хасан – он занимался вопросами печати в первом отделе управления безопасности, – на его смуглом лице сияла улыбка. Она не предвещала ничего хорошего. Даже сообщение о смерти коллеги он приносил улыбаясь, будто радостную весть.
Редактор, увидев его улыбающееся лицо, сказал вполголоса:
– Беда! Наверное, опять какая-нибудь гадость. Хасан тут же сообщил «приятную» новость:
– Ваша газета закрыта. Уведомляю.
«Уведомляю» прозвучало в его устах, как «поздравляю».
– Почему? – спросил редактор.
– Приказ властей в связи с чрезвычайным положением. – Когда он произносил «чрезвычайное положение», голос его даже дрожал от радости.
– Что, было уже официальное постановление? – спросил редактор.
– Будет позже, – ответил Хасан.