Выбрать главу

И вот тогда, только тогда Бегелоп позвал зайца Агути. И заяц Агути пришел, и шерсть его блестела, как золото, а глаза сияли, как звезды.

Заяц Агути посмотрел на красавицу Корзель и сразу забыл все, что знал прежде, и вспомнил то, чего не знал никогда.

— Знаешь ли ты, как рождается луна? — спросил заяц Агути. — Она рождается, как серп, который не знал любви, потом она растет и становится похожей на сердце, которому не хватает его половины, а потом находит свою половину и становится полной, как два сердца, слившиеся в одно.

Заяц Агути был немножко сентиментален, и потому он так говорил.

— Знаешь ли ты, как вырастает цветок? — спросил заяц Агути. — Сначала он прозябает в земле, но потом пробивается к свету и видит небо над своей головой. И он вдруг понимает, что теперь ему не жить без неба, что теперь их будет двое, только двое на всей земле.

Бегелоп слушал зайца Агути и пытался запомнить его слова, чтобы потом сказать их Корзели.

— Знаешь ли ты, как возникает любовь? — тихонько повторял он вслед за зайцем Агути. — Она возникает внезапно, и никто не может сказать, откуда она взялась, как никто не может сказать, откуда луна в небе и цветы на земле. Но когда она приходит, без нее уже невозможно жить, как нельзя жить без луны и цветов, как нельзя жить без тебя, Корзель, потому что ты — самая прекрасная…

Вот что сказал заяц Агути, и хотя это было сентиментально, Корзель опустила глаза и ей захотелось услышать еще что-нибудь в этом роде, потому что она поняла, что такое любовь.

— Наконец-то ты поняла! — радовался Бегелоп. — Теперь ты, заяц, можешь идти, больше ты нам не нужен.

— Нет, он нужен, — сказала красавица Корзель. — Он нужен, потому что только с ним я понимаю любовь, а без него мне снова будет ничего не понятно.

Услышав, что он нужен, заяц Агути почувствовал в себе такую силу, какой не чувствовал никогда.

— Да, Бегелоп, — сказал он, — я нужен, а ты не нужен. И можешь убираться отсюда и не попадаться мне на глаза.

И услышав, что он не нужен, Бегелоп почувствовал в себе такую слабость, какой никогда не чувствовал, и он встал и ушел из собственной берлоги.

Это было именно так, хотя Шиншилла, мелкий грызун, этому не поверил.

— Либо ты ушел, либо она ушла… Но чтоб ушел Бегемот… — так он по-своему назвал Бегелопа.

И когда Бегелоп ушел, заяц Агути взял Корзель и повел ее в свой замок. Он бросил к ее ногам все облака, и она ступала по ним, и ей было радостно, как бывает радостно, когда ступаешь по облакам. И заяц Агути шел рядом с ней, и это было самое лучшее, что можно придумать.

Там они с тех пор и живут, и их охраняют огромные львы, послушные и верные, как собаки. Они живут посреди голубого облака, и по ночам у них в замке зажигаются звезды — вот эти звезды, которые видны с земли.

А когда заяц Агути щиплет траву или спасается от охотников, он знает, что там, высоко, у него есть замок, где его ждет красавица Корзель.

— Либо корова, либо газель, — поправляет Шиншилла.

Мелкий грызун, что знает он о воздушных замках? Что знает он о цветах, которые выбиваются из подземелья, чтобы увидеть небо над своей головой?

КАК ЧЕЛОВЕК РЕШИЛ ПРОИЗОЙТИ ОТ ОБЕЗЬЯНЫ

Все звери относились друг к другу с уважением, а иногда даже трепетом, и только к обезьяне никто не относился всерьез, потому что она дурачилась и кривлялась, как маленькая. И тогда обезьяна сказала:

— Произойди от меня, человек!

Человек не сразу решился:

— Мне бы, понимаешь, лучше от льва. Или, допустим, от носорога.

— А что такое лев? Вот он что такое! — сказала обезьяна и тут же изобразила льва.

Это было довольно похоже, хотя и не так страшно, как настоящий лев.

— А что такое носорог? — сказала обезьяна и приставила к носу растопыренную пятерню.

И вдруг она заговорила серьезно.

— Конечно, — сказала она, — от льва каждый произойдет. И от носорога тоже найдутся охотники. А как быть другим? Зайцам, например? Или нашему брату? — обезьяна вздохнула. — Я вот изображаю тут разных… А почему? Потому что мне собой быть неохота.

— Да, — сказал человек, — бывают такие ситуации.

— Бывают, — кивнула обезьяна. — Только ты не подумай, что я жалуюсь, у меня этой привычки нет. Просто… хочется кем-то стать, чтоб к тебе относились по-человечески. Ты произойди от меня, человек, а?

Говоря так, она опять скорчила какую-то рожу, в которой человек мог бы узнать себя, если б посмотрел повнимательней. Но он смотрел невнимательно, потому что думал совсем о другом.

«Действительно, — думал он, — как это устроено в мире. Кто смел, тот два съел. Сила солому ломит. У сильного всегда бессильный виноват. Каждый хочет произойти от слона или даже от мамонта, а от таких, как обезьяна, никто не хочет происходить. Несправедливо это!»

— Ладно, — сказал он, — произойду. — И пожал обезьяне руку.

И звери, которые все вместе уважали друг друга и все вместе не уважали других, были оскорблены этим поступком. Подумать только, им предпочли — кого!

Так человек произошел от обезьяны. Из чувства справедливости. Из чувства внутреннего протеста. Из чувства простой человечности.

САМЫЙ ПЕРВЫЙ ПРИРОСТ НАСЕЛЕНИЯ

За последние девять месяцев население земли увеличилось ровно в полтора раза. Столь значительный в процентном выражении, этот прирост наделе представлял незначительную величину, беспомощную и капризную. Это был первый на земле человек, происшедший от человека.

Он ползал на четвереньках, заглатывая по пути мелкие камешки, а родители гонялись за ним и, поймав, лупили по тому месту, где, как они опасались, мог вырасти хвост. Человек отрывал руки от земли, чтобы прикрыть это злополучное место, и тут-то родители убеждались, что только таким путем им удастся поставить сына на ноги.

На деревьях резвились ближайшие родственники. Им было безмятежно и весело, потому что от всех забот они отмахивались хвостами.

Глядя на эту развеселую жизнь, человек то и дело порывался залезть на дерево, но тут же получал замечание:

— Не будь обезьяной!

А ему хотелось быть обезьяной. Потому что обезьяну никто не воспитывает, никто ей не читает нотаций. И если она сорвется с дерева, то ей будет больно только один раз, потому что никто не станет ее за это наказывать

И человек стоял, прикрывая руками незащищенные места, и думал, что, когда он вырастет, он обязательно станет обезьяной.

А земля вращалась, и солнце светило, и все было так, как будто ничего не переменилось. Но стояли под деревьями три обезьяны, не похожие на других обезьян, три обезьяны, порвавшие со своим прошлым, чтобы начать на земле новую жизнь.

И эта жизнь началась тогда, когда обезьяна взяла в руки палку, чтобы воспитать подрастающее поколение.

ПИТЕКАНТРОПЫ

— Питекантропы! В наших жилах течет древняя кровь, это ложь, что мы происходим от обезьяны!

Услыхав, что они происходят не от обезьяны, питекантропы почувствовали себя сиротами. Они стали на четвереньки и ткнулись носами в траву.

— Выше головы, питекантропы!

Питекантропы доверчиво подняли головы.

— Кто происходит от обезьяны, тот не питекантроп!

Ах вот оно что! Тогда действительно… Если б питекантропам сказали об этом раньше…

— Пусть встанут те, кто происходит от обезьяны!

Питекантропы смотрели друг на друга. Интересно все-таки — кто? Неужели есть и такие?

Никто не вставал. Все стояли на четвереньках. Каждый твердо верил в свое происхождение.

КАК ЧЕЛОВЕК ВСТУПИЛ НА ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ