Было утро.
Город стоял над заливом, освещенный с востока солнцем, а с запада ветер гнал на город облака.
Из всех трав, которыми осенью богаты сопки вокруг Гайдамакской бухты, Ан-Сенен любил больше всего тростниковый повейник.
Даже от слабого ветра этот гибкий злак качался, размахивая своими белыми метелками; казалось, по траве ходят буруны. А над ними, точно синий дым, носились семена чертополоха.
Ан-Сенен, сойдя на берег, сорвал несколько пушистых метелок повейника и пригрел их в своих грубых ладонях.
Он был рад своему возвращению. Береговой ветер похлопал его по плечу.
«Хороший ветер, — подумал Ан-Сенен. — Наверное, уж ловят иваси».
И действительно, пусто было на берегу. Галки прыгали по пристани. На песке, дожидаясь прилива, сохли нераскрытые ракушки, и морские ежи шевелили иглами среди мокрых камней.
Рыбаки ушли в море.
В первую минуту Ан-Сенен испытал досаду, что это произошло без него. Но, взглянув на солнце, уже клонившееся к западу, на дым, вившийся из деревянной трубы его фанзы, успокоился. Погода не предвещала перемен. И он представил себе свой кавасаки, полный рыбы, почувствовал даже запах мокрых сетей, бензина и рыбьего клея.
Но едва успел войти в фанзу, поздороваться с семьей, снять сапоги и залезть на кан погреться, как узнал от соседей, что ни завтра, ни послезавтра, ни через три дня он в море не выйдет.
Его кавасаки номер одиннадцать стал на ремонт.
Никто лучше Ан-Сенена не знал, как тяжело ему было слышать эти слова. Напрасно он так стремился домой, напрасно бил Хань-Дыби этими руками, которым нечего делать теперь, в самую горячую для колхоза пору.
Чтобы утешить себя как-нибудь, Ан-Сенен попросил ужинать, съел три чашки супа, коричневого от сои, и лег рано спать. Но и наутро, выспавшись, не почувствовал облегчения. Тогда он взял мешок, тяпку, стоявшую в углу фанзы, и пошел на свой огород.
Это был крошечный участок земли, отвоеванный у сопки, — несколько грядок, засоренных острыми камнями.
Ан-Сенен работал неохотно, поминутно бросал тяпку и смотрел на море. Оно еще дремало внизу. Было рано. На траве, на повейнике дымилась роса.
Вдруг густой звук, огласив неподвижный воздух, поплыл над головой Ан-Сенена. Слева всходило солнце на вершину сопки, заблестело море. Стали видны лиловые мысы, крыши засольных сараев, консервный завод над соседней бухтой Тафуин. Это он гудел и сотрясал воздух, давая знать, что возвращается рыбацкий флот.
И Ан-Сенен увидел утро, горизонт, запруженный, как площадь.
Моторные кавасаки, обгоняя парусные шаланды, первыми входили в Гайдамакскую бухту.
Внизу, в колхозе, ударили в бронзовый колокол, сзывая отцепщиц на берег. Из фанз вышли женщины, неся на спинах младенцев. Бежали школьники. На улице собирались бригады.
А звон старой бронзы все шагал вверх по кустам, достигая уха Ан-Сенена. Сколько раз этим звоном встречали и его кавасаки!
Ан-Сенен сердито воткнул тяпку в землю и сел на грядку.
Потом поднялся и, забыв про тяпку, про мешок, брошенный рядом, спустился вниз по тропинке, к морю.
Рыбаки с криком выгружали полные сети. На камнях у носилок, облепленных слизью, женщины отцепляли застрявшую в снастях рыбу. Мальчишки бродили с сачками по воде. Бригадиры раздавали «бирки». Шум стоял над тихим морем.
Ан-Сенен подошел к начальнику лова. Тот уже слышал, что старик вернулся раньше срока.
— Зачем пришел, старый? — спросил начальник. — Ты мог бы еще погулять на курорте.
— Ты смеешься над моим несчастьем, — угрюмо ответил ему Ан-Сенен.
Он огляделся и увидел рядом носилки, доверху наполненные рыбой. Рослый кореец в майке, с лямкой через плечо, стоял возле них.
Ан-Сенен взялся за носилки и крикнул:
— Поднимай!
Тяжелый груз оттянул его руки. Ан-Сенен в первый раз за это утро улыбнулся.
Целый день он подносил рыбу к сараю, где над цементным чаном, на бочке с солью, стоял его сын Ли-Хибон. Точно острой косой, взмахивал он полной лопатой, и тяжелая соль со свистом падала в глубокий чан, на рыбу, засыпая ей глаза и розовые жабры.
Погода изменилась.
Пять дней шла иваси, на шестой исчезла и появилась где-то далеко, у острова Аскольда. Никто не вышел в море. Ожидали шторма.
В этот день из мастерских рыбо-моторной станции выпустили кавасаки Ан-Сенена.
— К чему теперь твой кавасаки? — сказал Ан-Сенену председатель колхоза. — Иваси идет, идет и уходит. А кто же выполнит план?
— Нет, — ответил ему Ан-Сенен. — Иваси всегда можно поймать, если знать, где она.