Это были старатели. Я узнал их не только по острому запаху черемши, но и по их одежде, очень просторной, сшитой из синей китайской дабы. Ножи, которыми они чистили огурцы, были тоже старательские, из тяжелой якутской стали, узкие и острые, как шила. Таким ножом можно заколоть оленя или одним взмахом распороть брюхо медведю, вставшему на дыбы.
Запах хлеба и сала заставил меня содрогнуться всем телом. От голода снова закружилась голова, и снова я закрыл глаза. Но запах еды от этого только усилился.
Я вскочил со скамьи, подошел к баку и напился холодной воды. Потом снова сел на свое место, глядя прямо в лица старателей.
«Неужели, — думал я, — они не предложат мне поесть?»
Но старатели продолжали громко грызть огурцы, не замечая моего взгляда.
Тогда я спросил их:
— Знаете ли вы Максима Горького?
Они удивились. Оба перестали есть и, подумав секунду, ответили:
— Слыхали, паря, как же.
— Ну то-то, — сказал я, строго посмотрев на их огурцы и хлеб. — А хотите, я вам прочту его книгу? Ничего, вы ешьте, а я вам буду читать.
И я начал читать. Голос мой порою затихал от слабости, и горло сжимали спазмы, но я долго читал им дивную повесть о великой судьбе и страданиях Алексея Пешкова.
Когда же я кончил и посмотрел вокруг, то удивился глубокой тишине и молчанию.
Старатели сидели задумавшись, опустив глаза и руки, и ножи их, с которыми они никогда не расставались, были тоже опущены вниз.
Молчали и другие пассажиры, слушавшие меня, молчал, задумавшись, и юркий человек, на которого давеча указал мне чиновник.
Старатели, наконец, подняли головы, и один из них, постарше, сказал мне:
— Друг, побереги эту книгу для нас.
— А куда вы едете? — спросил я.
— Куда все едут, — ответил он и показал в ту сторону, откуда наплывали на нас горы, холодный ветер и леса.
— Что вы будете делать?
— На рыбные промысла наймемся, а не то в тайгу подадимся, на прииска, золото рыть.
Я не знал ничего: ни как роют золото, ни как ловят рыбу — и сказал без всякой надежды:
— Не возьмете ли вы и меня с собой?
Старатель посмотрел на меня с недоверием: я был мал ростом и тощ. Но все же он потрогал пальцами мои мускулы, чтобы узнать, есть ли хоть какая-нибудь сила в руках.
Ее было очень мало.
Старатель вздохнул. Но, заглянув в мои голодные глаза и потом в книгу, лежавшую у меня на коленях, он молча протянул мне на острие ножа кусок сала и пододвинул корзину с хлебом.
— Прости, друг, — сказал он, — до того не догадался. А теперь ешь. Ешь хорошо, — повторил он. — и побереги эту книгу для нас. Будем вместе артелить.
И в эту ночь я лег на палубу сытый и был сыт на другой день и на третий. Я нашел в этих людях друзей, с которыми потом в тайге, в партизанских отрядах, провел счастливый год.
Но этой дорогой для меня книги мне не удалось сохранить.
Мы приехали на место дня через два, под вечер, и ночевали в городской ночлежке, стоявшей под горой, у самой реки. Даже с порога можно было слышать, как подмывает берег вода, как журчит она, стекая с камней и глины. И на полреки падала тень от горы.
В самой же ночлежке ничего не было слышно: так громко плакали дети, ютившиеся вместе с женщинами в дальнем углу.
Я лег на нары рядом со старателями и заснул, положив под голову книгу.
Проснулся я утром от холода. Тужурка, которой я вчера укрылся, моя прекрасная тужурка из дорогого сукна, валялась на полу возле нар. А книги не было. И нигде не было видно юркого человека с хитрыми глазами, ночевавшего рядом со мной.
До самого полудня вместе со старателями искал я эту книгу.
Мы ее не нашли. Но часто потом вспоминали о ней, где бы мы ни были: в гиляцких ли стойбищах или в тайге у костра, когда вокруг нас вставала ночь.
И один из старателей говорил:
— Вор-человек. На что польстился! Ведь душу из нас вынул.
А другой, постарше, отвечал:
— Что вор, то верно. А что польстился, — значит и ему она была нужна.
1937
ПИСАТЕЛИ ПРИЕХАЛИ
ВАНЯ ВИНОГРАДОВ никогда не видел писателей. Поэтому, когда учительница сказала, что сегодня в шесть часов в Доме пионеров будут выступать приехавшие из Москвы писатели, Ваня крикнул на весь класс:
— Это артисты, наверное?
— Нет, — ответила учительница, — настоящие детские писатели, книжки которых вы читали. Это большой праздник для вас, ребята.
Как на всякий праздник, Ваня прежде всего боялся опоздать. Из дому он собирался выйти в четыре часа. Но мать из-за стирки задержалась с обедом, а отец пришел из депо только в пять. Ваня отказался от щей, съел картошку с мясом и выскочил в сени. Мать остановила его. Она вспомнила, что ночью он жаловался на боль в ушах, Она повернула его направо, налево, завязала уши теплым платком и велела надеть валенки.