— Ты сломал себе ногу? — сказала Таня со страхом.
— Нет, — ответил Коля, — я только слегка растянул себе жилу, эта глупая Женя совсем не умеет кататься.
Потом Таня услышала его смех, между тем как смеяться ему вовсе не следовало бы.
Быть может, он смеется над ней, над ее страхом за его жизнь? Может быть, это только притворство и шутка — нога его вовсе не болит.
— Посмотри на дорогу, — сказал он, — ведь это Тигр несет твои коньки в зубах. Я так и думал, что ты их спрятала.
Она поглядела на дорогу.
Да, это Тигр бежал через лед, таща за ремешки коньки. Он положил их у ее ног и присел рядом, ожидая от нее благодарности. Она провела замерзшей рукой по его холодной шерсти. Но зачем ей теперь коньки, и где он взял их? Он, наверное, вырыл их из сугроба за домом. Он тащил их по улице, пугаясь прохожих, и ветер бросал его в снег. Ему, наверное, было тяжело тащить. А все напрасно. Ей теперь не нужны коньки.
— Что же мне делать? — сказала она. — И мамы нет дома. Нет никого, кроме Тигра. Но если ты не можешь ходить, я на руках отнесу тебя до рыбацких домов. А здесь оставаться нельзя. Ты не знаешь наших буранов.
— Я не боюсь ваших буранов, — ответил упрямо Коля. — А если ты думаешь, что я испугался вашей глубокой реки и не вошел тогда в воду за этим несчастным котенком, — твое дело. Думай, как хочешь. Уходи, если ты боишься.
— Нет, — сказала Таня, — я не бурана боюсь, я боюсь за тебя. Я знаю, что это опасно, и останусь здесь с тобой.
Она села на снег подле Коли. Она смотрела на него с нежностью, которую больше не хотела скрывать. И лицо ее выражало тревогу.
Он опустил голову.
— Я должен быть дома, — сказал он. — Я дал слово отцу.
— Что же мне делать? — повторила Таня.
Она отвела глаза от Коли и в раздумье поглядела на Тигра, крупной дрожью дрожавшего на летучем снегу. Потом вскочила на ноги, более решительная, чем прежде.
Небо сползало с гор, расстилаясь, как дым, по ущельям, И черная даль приблизилась, стояла за скалами рядом. А все же самый страшный ветер еще не вышел из-за песчаной косы, где были разбросаны камни. И снег еще не падал сверху. Буран надвигался медленно.
— У нас есть еще время, — сказала Таня. — У Фильки — собаки, а я правлю нартой отлично. Я пригоню их сюда. Мы можем успеть. Подожди меня тут, и я отвезу тебя домой к отцу. Только не бойся. С тобою останется собака. Она не уйдет.
Таня посадила Тигра на сугроб и дала ему лизнуть свою руку. Он остался на месте, глядя со страхом на север, где буря уже приводила в движение снег и колыхала леса на горах.
Таня взбежала на берег.
Наклонив лицо и рассекая ветер телом, она пробежала по улице, мимо высоких сугробов. Все ворота были уже закрыты. Одни лишь ворота Фильки стояли раскрытые настежь. Только что он приехал с отцом на собаках. Он стоял на крыльце, очищая свои лыжи от снега, и, увидев вдруг рядом Таню, дышавшую громко, в изумлении отступил перед ней. А собаки лежали у ворот на дворе, запряженные в нарту, — их еще не успели распрячь. И хорей — длинная палка из ясеня — был воткнут в снег.
Таня схватила каюр и упала на нарту.
— Что ты делаешь, Таня! — крикнул в испуге Филька. — Берегись, они злые.
— Молчи, — сказала Таня, — молчи, милый Филька, Мне надо скорее отвезти к отцу Колю. Он вывихнул себе ногу на катке. Я сейчас пригоню твою нарту. По реке это близко.
Она взмахнула хореем, крикнула на собак по-нанайски, и собаки вынесли ее из ворот.
Пока Филька успел соскочить с крыльца и надеть на ноги лыжи, нарта была уже далеко. Но все же он бежал вслед за Таней и кричал изо всех своих сил:
— Буран, буран, куда ты? Подожди меня.
Но Таня уже не слышала его криков.
Она сидела на нарте верхом, как настоящий охотник, Она правила ею отлично, держа наготове хорей. И странно, собаки слушались Таню, хотя голос ее был им незнаком.
И Филька остановился. Ветер ударил его по плечам и заставил присесть на лыжи. Но он не повернул назад. Он постоял немного на лыжах, размышляя о том, что видел, о ветре, о Тане и о себе самом. И, решив, что все хорошее должно иметь хорошее направление, свернул на дорогу, ведущую в крепость, где жил Танин отец, и побежал по ней прямо против бури.
А пока он бежал, собаки его дружно вывезли Таню на лед. Возле Коли она затормозила нарту, с силой воткнув меж полозьями длинный хорей. И тотчас же собаки легли, нисколько не ссорясь друг с другом.
Коля, шатаясь от боли, встал с трудом. И все же он улыбался, даже удовольствие светилось на его озябшем лице. Он в первый раз видел в упряжке собак, в первый раз приходилось ему ездить на них.