Но вдруг она услышала ровный и спокойный голос матери. Ни один звук не дрожал на ее губах.
— Таня, — сказала мать, — люди живут вместе, когда любят друг друга, а когда не любят, они не живут вместе, они расходятся. Человек свободен всегда. Это наш закон.
Тогда Таня решилась посмотреть на мать, сначала осторожно, снизу вверх, повернув шею, как маленькая птичка, которая, прежде чем сняться с ветки, смотрит — нет ли в небе опасности.
Мать сидела неподвижно, высоко подняв голову. Но лицо ее выражало страдание, словно кто-то пытал ее долго словами или железом — все равно, но только ужасной пыткой.
«Кто это сделал?» — подумала Таня с болью, внимательно вглядываясь в лицо матери.
А с этого бледного лица смотрели на нее самые прекрасные в мире глаза — глаза ее матери, до краев наполненные влагой, она блестела на зрачках, и под ресницами, и в углах ее темных век.
— Не уехать ли нам лучше, Таня? — сказала мать.
Таня схватилась за грудь.
— Мама! — крикнула она с изумлением и с глубокой жалостью. — Ты любишь его до сих пор.
Она обхватила рукою голову матери, горячей щекой прильнула к ее волосам, обдавая их своим дыханием.
— Мама, не слушай меня, не слушай, родная. Я ничего не понимаю больше. Все кружится передо мной.
И в эту минуту почудилось Тане, что весь мир в самом деле кружится над ее головой. Он показался ей странным, как тот непонятный шар, о котором поет в своей песне юный Максим:
то матовый, словно туман за окном, то лазоревый и блестящий, как родная река, освещенная солнцем с утра, как сад и поле, которые она видела во сне.
— Мама, не надо уезжать отсюда, — шептала Таня, плача вместе с матерью.
XX
— Бывают разные виды любви, — сказала толстая девочка Женя.
Она сидела в своей комнате с Таней у окна, перед большим аквариумом, наполненным свежей водой.
Они не враждовали больше. И обе девочки смотрели сквозь стекло и воду на улицу, где за окном давно уже стояла весна. Но вода и стекло искажали ее. Маленькие плененные рыбки хвостами раздробляли огромное солнце, вольно плывущее мимо, и на тонких лучах, как на канатах дивные плясуньи, танцевали над забором пылинки. Старый медник кричал на перекрестке, стучал по железному рельсу, и Тане казалось, что это он вместе со своим железом принес в город на плечах весну.
— А ты любила кого-нибудь? — спросила Таня.
— Любила, — ответила Женя, — только это было давно, еще в третьем классе.
— Но как же ты узнала об этом?
— Очень просто. Он просит бывало: «Женя, покажи мне задачу». А я знаю, что показывать нельзя. «Не буду», — говорю себе. Но он скажет: «Женя, я больше не буду дразнить». Ну и покажешь. Ничего со своим сердцем поделать не могу. А теперь прошло. Увидела, что плохо стала заниматься, и бросила. Решила — довольно!
— Но как же ты это сделала? — с любопытством спросила Таня.
— Очень просто! Перестала смотреть на него, не смотрю, не смотрю — и забуду.
Таня разогнула спину, но не перестала смотреть на стекло и на воду и без улыбки остановила внимательный взгляд на подруге. Всей душой позавидовала она ее круглым щекам, ее трезвой голове, полной столь удивительных мыслей, и вздохнула. И губы ее, сложенные для вздоха, издали тихий свист.
— Не свисти, — сказала Женя, — это приносит несчастье в доме.
И Таня сдержала свое дыхание в этом доме, где зимой расцветали царские кудри и плененные рыбы жили среди тонких водорослей.
Обе они помолчали.
— Да, это правда, — сказала Таня, — бывают разные виды любви, — и внезапно ушла, не промолвив больше ни слова.
А старый медник все продолжал кричать на перекрестке, звенеть железом, и за окном стояла весна.
В рощице за домом Тани тоже стояла весна, та же самая, — она подняла траву у подножия каменных березок, свежим мхом согрела корни синих пихт. И пихты покачивали своими густыми, тяжелыми ветвями, сами на себя навевая теплый ветер.
Таня окликнула Фильку. Он ответил ей с дерева, болтая босыми ногами. Своим острым, как шило, ножом чинил он карандаш, а на коленях у него лежали тетрадь и книга.
Он учился усердно.
И Таня с того страшного дня на реке не покидала его. Они занимались вместе, и ее резвая память приходила им на помощь обоим.
Таня схватилась за толстый сук, подпрыгнула и тоже взобралась на дерево.