Будущий доктор в отпуск неизменно привозил новую рану. Он пришел к Аннгрет во второй, в третий раз. Они сидели на поросшем вереском холме между обоих озер, и все друг в друге им нравилось. Юный лесопильщик сунул руку в карман. Аннгрет взглядом проследила за ней: ясно, что он сейчас вытащит из кармана подарок.
— Oh, pardon![40] — Этот лесопильщиков сын от учености пересыпал неуклюжую речь блюменауских крестьян французскими и латинскими словами, из кармана же он вытащил марлевые бинты. Вот каким он успел стать рассеянным. — Pardon, pardon, mill раз pardon.[41]
Он поцеловал ей руку. Аннгрет была этим довольна, если уж другого подарка ждать не приходилось. Такой поцелуй тоже немало, словно мотылек по ошибке сел не на ту былинку. Аннгрет вечером вспомнила это ощущение, и рука ее покраснела в поцелованном месте. А дальше что? Марлевые бинты, маленькие рулончики, невинные и белые, разве они не свидетельствовали об учености молодого доктора? Юлиан Рамш показал Аннгрет, как перевязывают раны. У Аннгрет были ловкие руки. Дома она плела сети и вышивала метки на своем приданом.
— Ранение в локоть, — говорил Юлиан, — что будем делать?
Аннгрет живо перевязала локоть доктору с лесопильни. Дело было нетрудное.
— Ранение в верхнюю губу! — Ну, это уже потруднее! Студент-медик держался того мнения, что рану надо сначала смазать лекарством — настойкой из розовых листьев. Но где его достать? Аннгрет не растерялась — взяла и поцеловала юного медика в верхнюю губу; впервые она на такое решилась. Лекарство подействовало благотворно. Студент теперь только его и хотел, а повязку считал уже излишней. Человек хрупок, может поранить себе любую часть тела.
Позднее он научил Аннгрет перевязывать и более тяжелые раны. С жены врача и помощницы во время приема больных спрашивается немало.
Молодой Рамш уехал. Прошло два месяца. Аннгрет ждала его и частенько одна сидела на уединенном холме, поросшем вереском. Многие деревенские парни ее домогались. Но она была горда и всем отказывала. Недаром же были у нее такие темные глаза и волосы, мерцавшие, как крылышки пушицы. Она имела право рассчитывать на сына лесопильщика.
Рыбак Анкен не удержался, подошел в трактире к старику Рамшу и сказал:
— Видно, надо нам с вами встретиться и поговорить.
Старый лесопильщик хмуро поглядел на рыбака Анкена.
— С угрями иди прямо на кухню и отдай их кухарке.
Так получил по носу чванливый Анкен.
И опять были каникулы. Юлиан не сразу приехал. Верно, у него было много дел в городе. Прохождение практики, экзамены после пятого семестра, диссертация и как там еще называются эти ученые штуки. Аннгрет вконец обалдела от множества иностранных слов. Ей нужно было сообщить своему студенту нечто важное и неотложное.
Теперь пришел черед действовать папаше Анкену. Дело было, конечно, не в угрях, их он отдал кухарке. Ему необходимо было переговорить с самим хозяином, и он вошел в парадный подъезд лесопильщикова дома.
Хозяин:
— С каких это пор, входя в дом, не снимают шапку? Ты и перед бароном стоишь в этой своей грязной покрышке?
Рыбак Анкен видит, что погода неблагоприятная. И довольствуется намеками.
Хозяин:
— Так-так! И все? Кто же в наше время делает трагедию из таких вещей? Короче говоря: сколько ты хочешь? Я плачу наличными и сразу. Ежемесячные вспомоществования приводят только к нежелательным разговорам. — С этими словами старый Рамш стал похлопывать носовым платком по прыщу над верхней губой.
Рыбак Анкен не знал, на что решиться. Ему надо было потолковать с дочерью и сыном, будущим наследником рыбацкого хутора.
Хозяин:
— Долго не раздумывай! Коровы и кобылы, если долго торговаться, падают в цене. Иди!
Он открыл дверь. Кухарка перехватила Анкена:
— В следующий раз принеси нам хорошего линя!
Для расцветшей Аннгрет все это было как снег в мае. Она не хотела, чтобы ею торговали. Какое дело старому лесопильщику, у которого уже много лет мясо гниет под кожей, до ее любви?