— Но если вы будете упрямиться, то пеняйте на себя. У нас упрямства побольше вашего!
Торстен не спускает глаз с выхоленного толстощекого человека, от которого зависят здесь жизнь и смерть. Но не произносит ни слова.
Пожав плечами и холодно улыбнувшись, наместник поворачивается к нему спиной и отходит. И тотчас же палачи снова накидываются на Торстена.
Как он ни стискивает зубы, безумная боль от сотрясающих тело, хорошо рассчитанных ударов выталкиваем из его груди животные крики, сдавленные стоны и хрип. После восьмого удара он бессильно валится на колени, лицом в пол.
— Ведро воды! — кричит Дузеншен, с важным видом суетясь вокруг упавшего. Поворачивает его лицом к свету, разжимает веки. «Уж не притворяется ли?»
— Ну и отчаянный, — шепчет своему соседу штандартенфюрер Эллерхузен из штаба наместника.
— Следовало бы прекратить, — отвечает тот. — От него все равно ничего не добьешься.
— Ни в коем случае! — Штандартенфюрер Эллерхузен качает головой. — Мы должны заставить его говорить!
Эсэсовец приносит ведро воды и ставит подле лежащего Торстена. Два эсэсовца приподнимают его, третий окунает головой в ведро. Тело Торстена судорожно вздрагивает, голова поднимается, слабо болтаясь из стороны в сторону. Челюсти начинают стучать.
— Еще раз! — командует Дузеншен.
Голову Торстена снова погружают в ведро. Ноги его начинают дергаться, тело извивается. Когда голову Торстена вытаскивают из воды, вид его ужасен: глаза выкатились из орбит, мокрые пряди волос свисают на лицо, полуоткрытый рот жадно ловит воздух.
Хромой комиссар дергает его за полу пиджака.
— Еще не кончено, мой мальчик, это только начало. Если ты не ответишь на наши вопросы, будем продолжать так всю ночь, пока не издохнешь. Понял? Ты семейный?
Торстен слабо кивает головой.
— Ну, так не валяй дурака! Чего ради ты жертвуешь собою? Твой товарищ Тецлин гораздо благоразумнее. Он назвал нам давшего ему поручение, и мы сразу оставили его в покое. Ваш финансист еврей Мизике тоже быстро сдался. Ну, довольно! Скажи, и дело с концом!
Торстен все еще не может стоять без поддержки. Он медленно приходит в себя, освобождается из рук эсэсовцев и, качаясь, направляется к комиссару. Можно подумать, что он хочет говорить, но он лишь долго смотрит ему в глаза и молчит. Молчат все. В комнате тишина. Комиссар выхватывает из рук одного эсэсовца резиновую палку и, теряя самообладание, рычит:
— Нагнись! Нагнись, сволочь!
От первого же удара Торстен со стоном падает.
— Воды! — кричит Дузеншен.
И снова бесчувственного Торстена окунают головой в ведро.
Наместник выходит вперед:
— Я думаю, господа, что сегодня мы никаких результатов не добьемся. Идемте!
— Ничего подобного еще не бывало, — шепчет адъютант наместника и государственный советник Эллерхузен. — Чем крупнее добыча, тем меньше результатов. Во всяком случае, Тецлин выдал связного. Через него можно будет действовать дальше.
Эсэсовцы с приветственно поднятой рукой застывают в положении «смирно!». Наместник и его свита выходят из комнаты. Машины уже у подъезда, шоферы включают моторы.
— Я думаю, как только будет устроен лагерь, работа пойдет лучше.
— Я в этом уверен, — отвечает наместнику штандартенфюрер Эллерхузен.
Пока высокое начальство размещается в машинах, Эллерхузен подходит к Дузеншену.
— Если он соблаговолит заговорить, то будет чрезвычайно приятно, — говорит он и многозначительно подмигивает.
— Слушаюсь! — Дузеншен щелкает каблуками.
Не успели машины отъехать от подъезда, как Дузеншен мчится обратно по коридору в комнату допросов. Арестованный лежит ничком, распростертый на полу.
— Шарфюрер Ридель!
— Слушаю!
— Во что бы то ни стало сегодня же ночью заставить эту сволочь говорить!
— Слушаюсь, штурмфюрер! — а сам вопросительно указывает на лежащего на полу Торстена, словно желая сказать: «Этого? Но ведь он уже готов».
— Конечно, пусть сначала придет в себя. Вообще делай как знаешь.
И штурмфюрер со свирепым видом выходит из комнаты.
Два эсэсовца перетаскивают Торстена в угол. Один из них, забавы ради, поливает ему водой лицо. Торстен не приходит в себя. Наконец эсэсовцу это надоедает, и он присоединяется к остальным, занятым мирной беседой.
Проходит около часу, и Торстен медленно начинает возвращаться к жизни. Тогда эсэсовцы поднимают его и тащат по коридору, по темной каменной лестнице вниз, в подвал: Ноги Торстена безжизненно болтаются, глаза и губы опухли, нос представляет кровавый ком.