Но если не спали глаза влюбленных, то и глаза «соглядатаев» тоже не дремали. Заннуба тотчас же заметила, как изменилось окошко Мустафы. Это было нетрудно, так как одно из окон их гостиной находилось как раз над ним. Заннубе стоило только выглянуть из этого окна, чтобы видеть и слышать все, что происходит внизу. Поэтому она каждый вечер незаметно уходила в гостиную и сидела там, пока беседа влюбленных не прекращалась. Чувствуя потребность поделиться с тем, что она видела, Заннуба по секрету сообщила о своем открытии Мабруку и предложила ему наблюдать вместе с нею. Мабрук был единственным человеком в доме, который не смел ей перечить, и он без споров и возражений согласился быть ее сообщником. Заннуба тем охотнее обратилась к нему, что у других обитателей квартиры, и прежде всего у Мухсина, появились признаки какого-то странного подозрительного спокойствия. Это неожиданное спокойствие почему-то пугало Заннубу, она чувствовала, что лучше не говорить с ними на эту тему.
Итак, каждый вечер, как только наступало время свидания влюбленных, Заннуба подмигивала Мабруку и, удобно устроившись у окна, они принимались наблюдать, Время от времени Заннуба шептала:
— Слышишь, Мабрук?
Мабрук молча кивал и продолжал смотреть, точно находился в кинематографе и не хотел, чтобы его отвлекали от интересного зрелища. Но Заннуба подталкивала его и гневно шептала:
— Ты видишь ее, эту проклятую?
Ярость Заннубы все возрастала, злоба ревнивой женщины так разыгралась, что она решила любым способом смутить безоблачное счастье влюбленных. Она велела Мабруку принести швабру и метлу и, под предлогом уборки, смахнуть на Мустафу грязь. Слуга укоризненно возразил:
— Но кто же по ночам убирает?
— Мы! И всякий кто захочет! — закричала Заннуба.
Но этим она не ограничилась, а стала выбрасывать из окна гостиной мусор, старую бумагу, очистки от фруктов и овощей. Все это как из рога изобилия сыпалось на окно Мустафы. Для своих проделок Заннуба выбирала ночи, когда происходили свидания влюбленных. Если бы кто-нибудь сделал ей замечание, она ответила бы, что выбрасывает мусор в это время, потому что ночью на улице нет прохожих, а утром его подберет метельщик. После обеда она ежедневно напоминала Мабруку: «Не забудь собрать все очистки», — и слуга, подмигивая, отвечал:
— Помню!.. Мы накормим ими уток!
Но все эти маневры, конечно, не мешали Мустафе сидеть у окна. Злило его лишь то, что он не мог их прекратить. Санния решительно запретила ему упоминать об этом хоть одним словом. Она сразу догадалась, что ее хотят вызвать на скандал, и решила молчать и делать вид, что ничего не замечает. Она знала, что Заннуба в склоках непобедима и жаждет любой ценой начать ссору. Зачем же подвергать себя нападкам ее разнузданного языка? Лучше терпеть и хранить молчание.
Да, Санния с самого начала догадалась, что все это проделки Заннубы. Никто другой из ее семьи не способен на такие гадости. Даже обиженный Мухсин, с которым она обошлась так сурово и почти выгнала из дома, не мог бы этого сделать.
Эта мысль напомнила ей о Мухсине и пачке листков, которую мальчик вручил ей перед уходом. Она бросила эти листки в своей комнате и даже не помнила — куда. Вдруг ей захотелось найти их и прочесть.
Санния нашла пачку, развязала ее, и на пол посыпалось множество листков. Она стала читать и всюду находила свое имя, везде Мухсин говорил о ней с любовью и обожанием. В мыслях этого школьника-поэта, в сердце этого полуребенка она была поднята на пьедестал божества. Читая отрывок, в котором Мухсин говорил о своих страданиях, она удивлялась, что могла так грубо с ним обойтись. Санния вспомнила, как Мухсин плакал и как она отошла от него, чтобы предаться мыслям о своей любви, как оскорбительно предложила ему уйти. Неужели все это сделала она? Ведь она же хорошо воспитана… Неужели влюбленная девушка пренебрегает даже простой вежливостью?
Да, она обидела мальчика, это несомненно, и ей хотелось бы загладить то, что случилось, и как-нибудь облегчить его горе. В девушке заговорила совесть, она сознавала, что была не права. Но как это загладить? Она любит и не может уделить ни малейшей частицы своего сердца другому.