Выбрать главу

Улыбаясь его волнению, Мабрук ответил, что письмо у Абды. Не дав ему договорить, Селим бросился по лестнице наверх, перескакивая через несколько ступенек, и ворвался в комнату с криком:

— Где письмо?

Абда поднял голову и насмешливо взглянул на него. Но Селим этого не заметил и, теряя терпение, громко повторил:

— Где мое письмо?

Абда молча указал на письмо, лежавшее возле него на столе. Селим схватил его и вышел из комнаты, чтобы прочесть наедине. Абда бросал притаившемуся в углу Мухсину насмешливые, злорадные взгляды.

Не прошло и минуты, как Селим вернулся с письмом в руке. Его лицо было искажено от гнева. Он подошел к Абде и закричал, протягивая ему конверт:

— Письмо распечатано!

Притворяясь крайне удивленным, Абда спросил:

— Как это распечатано?

— Вскрыто и снова заклеено. Конверт еще влажный. Я не дурак! Меня не так легко провести, как ты думаешь! — кричал Селим вне себя от гнева. Так он еще никогда ни с кем не разговаривал.

Абда вздрогнул, но сдержался.

— К чему ты все это говоришь? — спросил он.

— Не нужно мне этого письма! Я не принимаю его! — бушевал Селим. — Клянусь Аллахом, я не принимаю этого письма!

Абда вспылил.

— Принимай или не принимай, твое дело! Но мне-то зачем ты все это говоришь? Ведь письмо не мое, эфенди.

Взбешенный Селим продолжал:

— Тот, кто вскрыл это письмо, низкий, подлый, ничтожный человек, форменный негодяй! Низкий, ничтожный, невоспитанный!

Абда опустил голову и хладнокровно ответил, глядя на свой чертеж:

— А кто же его вскрыл?

Пристально посмотрев на него, Селим с яростью воскликнул:

— Твоя милость не знает, кто его вскрыл? Не знает того подлеца, который вскрыл это письмо?

Абда вспыхнул.

— Я тысячу раз тебе говорил, что ничего не знаю! Отвяжись со своим письмом! — закричал он.

— Клянусь всемогущим Аллахом, я не оставлю так этого дела! — продолжал Селим. — Иначе я не смогу проспать здесь ни одной ночи. Все, что угодно, только не такая подлость… вскрывать чужие письма!

— Сделай одолжение, — хладнокровно ответил Абда. — Можешь делать все, что хочешь, только не мешай мне работать. Мне некогда, у меня скоро экзамены.

Селим положил письмо в карман и направился к двери.

— Над тобой есть старший, которому можно пожаловаться, — сказал он. — Дом не без хозяина. У нас не анархия.

И он вышел, сильно хлопнув дверью. Абда повернулся к угрюмо молчавшему Мухсину и сказал, чтобы его успокоить:

— Не думай больше об этом. Вся его ярость только из-за того, что ему вернули это письмо без ответа.

Мухсин невесело улыбнулся. Его мучили угрызения совести.

Выйдя из дому, Селим отправился в медресе Халиль-ага. Он хотел повидать Ханфи-эфенди, рассказать ему о том, что случилось, и посмотреть, как он к этому отнесется. Неужели он и на этот раз не примет никаких мер и не воспользуется своей властью старшего в доме!

Всю дорогу Селим думал об этом и говорил себе, что, как бы то ни было, Ханфи-эфенди — глава семьи и к нему следует апеллировать как к высшей инстанции. Он, несомненно, проявит интерес к такому событию. Селим, не колеблясь, решил обратиться к Ханфи, считая такой образ действия самым разумным.

В этот день была очередь Ханфи дежурить вместе с учителем гимнастики на уроке физической культуры. Ханфи должен был пробыть в школе до половины седьмого вечера и перед уходом из дому предупредил об этом. Поэтому Селим решил повидаться с ним в медресе, не дожидаясь его возвращения. Иначе Абда собьет его с толку и выйдет сухим из воды.

Селим подошел к медресе и стал искать швейцара или дворника, но никого не нашел. Он несколько раз прошелся по школьному двору, поглядывая по сторонам, надеясь кого-нибудь встретить, и наконец увидел маленького школьника, который бежал, подбрасывая ногой камешки. Селим подозвал малыша и, когда тот подошел, спросил:

— Не знаешь, плутишка, где Ханфи-эфенди?

— Ханфи-эфенди кисляй? — быстро осведомился школьник.

— Кисляй? — удивленно переспросил Селим, а мальчик продолжал, указывая на часть двора, скрытую за зданием школы:

— Он тебе нужен, эфенди? Он там, с первоклассниками.

В это время раздался детский смех. Услышав его, малыш вприпрыжку побежал к своим товарищам, выкрикивая:

— Ханфи-эфенди кисляй! Ханфи-эфенди кисляй!

Селим еще раз окликнул мальчика, и тот остановился.

Подойдя к нему, Селим попросил сейчас же позвать Ханфи-эфенди.

Мальчик убежал. В сердце Селима закралось сомнение в том, что его призыв к Ханфи имеет смысл. Разве можно ждать каких-нибудь решительных действий от человека, которого все, даже дети, называют кисляем?