Выбрать главу

— Санния? — вздрогнув, быстро спросил Мухсин.

Заннуба утвердительно кивнула и сказала, что Санния звала ее для того, чтобы попросить поскорее зайти к ним. Ведь она обещала прийти. Ей пришлось извиниться и объяснить, что она очень занята — укладывает вещи Мухсина. Когда речь зашла о Мухсине, Санния ласково попросила Заннубу обязательно передавать Мухсину привет от нее и ее матери каждый раз, как она будет ему писать. Заннуба ответила, что не знает, как ей быть, ведь братья соглашаются писать за нее только после бесконечных уговоров.

Но Санния сразу же изъявила готовность писать под диктовку Заннубы столько писем Мухсину, сколько она захочет. Обрадованная Заннуба поблагодарила ее, вознося хвалу Аллаху за то, что девушка избавила ее от необходимости обращаться к такому человеку, как Ханфи.

Но радость Заннубы была ничтожна в сравнении с восторгом Мухсина. Письмо, написанное рукой Саннии! Сердце мальчика трепетало от счастия. С этой минуты он стал торопиться с отъездом, чтобы скорее получить это драгоценное письмо.

Наступил вечер, и «народ» собрался вокруг Мухсина, чтобы проститься с ним, перед тем как он ляжет спать, и напомнить о подарках, которые он должен привезти им из деревни. Один просил голубей с рисом, другой — творогу, третий — баттав[45].

Счастливый Мухсин лег спать, умоляя Ханфи пораньше проснуться, чтобы он мог уехать с первым поездом. На Ханфи-эфенди, как на главу семьи, возложили обязанность проводить Мухсина на вокзал и купить ему билет.

Мухсин не спал всю ночь, заново переживая события этого чудесного дня. Он с нетерпением ждал утра, предвкушая наслаждение от поездки, радость от встречи с родителями после долгой разлуки, удовольствие от пребывания в деревне. Но больше всего его, конечно, радовало обещанное письмо.

Появились первые предвестники рассвета, и сразу же зазвенел будильник. Мухсин вскочил и подбежал к Ханфи, чтобы разбудить его. Он знал, что это будет не так-то просто. Сдернув с головы дядюшки одеяло, он громко позвал его, но Ханфи не ответил. Мухсин звал его еще несколько раз, но все было тщетно.

Наконец Ханфи-эфенди повернулся и недовольно проворчал:

— О покровитель! Ты тревожишь наш сон в полночь! Еще не рассвело.

— Как в полночь? — закричал Мухсин. — Солнце всходит!

— Будильник еще не звонил! — сонно пробормотал Ханфи, не открывая глаз.

— Да, да, — насмешливо сказал Мухсин. — Он уже назвонился досыта, а ты все спишь!

Ханфи не верил, и Мухсин продолжал убеждать его. Так они спорили о том, который час и звонил ли будильник. Все эти проволочки были нужны Ханфи, чтобы еще немного полежать в постели. Наконец их пререкания услышал Абда. Сердито вскочив, он разбудил Ханфи обычным, уже известным читателю способом, заявив, что все другие приемы пустая трата времени.

Когда они приехали на вокзал, еще не было половины седьмого. Стоя под вокзальными часами с чемоданами и посылкой, Мухсин ждал Ханфи, который четверть часа назад ушел покупать билет и все еще не вернулся. Мухсин топтался на месте и с тревогой посматривал на часы. Он видел, что пассажиры поспешно устремляются к стоящему у платформы поезду. Прошло еще некоторое время, оставалось всего пять минут, а Ханфи не появлялся. Ударил первый звонок. Мухсин взволнованно озирался вокруг, тщетно ища его глазами. Запоздавшие пассажиры уже бежали к поезду, носильщики кричали, что до отправки остается одна минута. Мальчик с отчаянием смотрел на большую стрелку часов у себя над головой. Наконец кондуктор крикнул: «Берегите ноги!», раздался гудок паровоза, и поезд тронулся. Он шел все быстрее и скоро скрылся из виду.

Вне себя от гнева Мухсин хотел позвать носильщика, чтобы поручить ему вещи, и отправиться на поиски Ханфи, но «почетный председатель» вдруг сам предстал перед ним. Он мчался, обливаясь потом, с билетом в зубах. Подбежав к Мухсину, он протянул ему билет и крикнул:

— Вот бери и садись скорее, времени мало!

Мухсин холодно посмотрел на него и небрежно спросил, не двигаясь с места:

— А куда садиться?

Ханфи повернулся и посмотрел на платформу. Не видя поезда, он успокоился и, вынув платок, вытер лоб и щеки.

— Еще не подали? Ведь я же тебе говорил, что мы поднялись слишком рано, — сказал он.

— Не подали? — гневно воскликнул мальчик. — Поезд давно ушел!

Ханфи недоверчиво пробормотал:

— Что ты говоришь? Ушел? Ты уверен?

— Где ты был? — холодно спросил Мухсин. — Где вы пропадали, эфенди?

вернуться

45

Баттав — деревенский кукурузный хлеб.