Пройдя в комнату старухи, Синдзо рывком сунул под колени дзабутон[112] и заносчиво огляделся: как он и представлял себе, комната размером в восемь татами была неприглядной и неряшливой, с закопченным потолком и столбами. Прямо перед собой он увидел невысокую нишу в шесть сяку[113], в ней висело какэмоно с иероглифами: «Великий дух Басара». Под ним зеркало, две фарфоровых бутылочки для сакэ, несколько маленьких веток с разноцветными молитвенными бумажками — налево, сразу же за верандой, видимо, протекала река Татэкава. И, может быть, ему показалось, но только за задвинутыми сёдзи он даже услышал тихий плеск воды. Справа от ниши, под комодом, где стояли рядами подношения посетителей: деревянная коробка со сластями, сидр, кулек сахара, корзинка с яйцами,— занимая всю циновку, громоздко восседала похожая на водяное чудище бледная одутловатая старуха в одном черном кимоно с распахнутым воротом, с коротко остриженными волосами, приплюснутым носом и большим ртом. Глаза ее с редкими ресницами были закрыты, отекшие пальцы рук сплетены. Я сказал что голос ее напоминал шепот жабы, когда же Синдзо увидел ее, ему почудилось, будто перед ним и в самом деле жаба-оборотень в облике человека, и что эта жаба вот-вот дохнет на него ядом. И на что уж Синдзо был отважным человеком, но даже и ему стало жутко, даже показалось, будто лампа над головой потускнела.
Но раз уж Синдзо решился прийти сюда, он твердо произнес: «Прошу вас предсказать мне судьбу. Речь идет о женитьбе».— «О чем? — переспросила старуха, разлепив наконец узкие глаза и приложив руку к уху. И таким же тусклым голосом глумливо хихикнула: — Женщину захотелось?» — «Да, захотелось! Потому и пришел погадать. Иначе кто же сюда...» — сказал он и грубо ухмыльнулся, так же, как старуха. Старуха взмахнув рукой, приложенной к уху,— будто летучая мышь крылом,— прервала Синдзо, чуть усмехнувшись: «Не гневайтесь! Дурная привычка — язвить». И уже другим тоном спросила: «Сколько лет?» — «Мужчине двадцать три, родился в год курицы».— «А женщине?» — «Семнадцать».— «Год зайца, стало быть». — «Месяц рождения...» — «Не надо. Достаточно и года»,— сказала старуха и стала загибать пальцы рук, лежавших на коленях, видимо, определяя звезду судьбы. Потом раскрыла глаза с тяжело нависшими веками и, уставившись на Синдзо, угрожающе вскричала: «Нельзя! Нельзя! Не судьба! Не судьба! — И тут же тихо пробормотала, словно разговаривая сама с собой: — Если заключить этот брак, кто-нибудь из двух, мужчина или женщина, распрощается с жизнью». Тут-то Синдзо и осенило: значит, О-Тоси намекала ему о смерти по наущению старухи! Он уже не мог больше сдерживаться. Раздраженно придвинувшись к старухе и дохнув на нее винным перегаром, он надменно бросил: «Пусть не судьба! Что для влюбленного смерть! Умереть — проще простого! Вспомните: во время бедствий — наводнений, битв и пожаров — любят еще сильнее». Старуха, сузив глаза, насмешливо пробормотала толстыми губами: «Каково женщине, потерявшей мужчину! Но мужчина, лишившись женщины, воет и плачет».— «Попробуй только, гадюка, коснись О-Тоси хоть пальцем!» — подумал Синдзо и, злобно глядя на старуху, бросил ей в лицо: «У женщины есть мужчина». — «А у мужчины?» — ухмыльнулась старуха сальными губами, сложив на груди руки. Синдзо рассказывал потом, что он невольно вздрогнул при этих словах старухи. Ему стало жутко, потому что старуха, казалось, бросала ему вызов. Заметив, что Синдзо переменился в лице, старуха высунула голову из воротника черного кимоно и промяукала: «Сколько бы ты ни думал, ни гадал, у человеческих сил есть свой предел. Брось ерепениться!» И вдруг сверкнув широко открытыми глазами, зловеще прошептала, приставив обе ладони к ушам: «Вот и доказательство! Слышишь дыхание?» Синдзо невольно застыл и настороженно прислушался. Однако ничего не услышал, кроме дыхания О-Тоси, приникшей к фусума. «Значит, ты не слышишь дыхания такого же, как и ты, молодца на камнях Исигаси?» — спросила старуха, сверкая глазами, и придвинулась на коленях к нему, так что тень ее, вдруг увеличившись, легла на шкаф позади нее. Синдзо обдало кислым старушечьим духом, и все вокруг: и сёдзи, и фусума, и бутылочки с сакэ, и зеркало, и шкаф, и дзабутон — все приняло странный, зловещий вид. «Тот молодец, как и ты, ослепленный сладострастием, воспротивился Великому духу Басаре, вселившемуся в меня, но его настигла божественная кара, и скоро он лишится жизни. Хороший урок для тебя. Слушай!» Шепот старухи лез в уши Синдзо со всех сторон, будто шорох крыльев целого сонма мух. И в этот миг ночную темноту за сёдзи прорезал тяжелый всплеск падающего в реку тела. Перепуганный до смерти Синдзо, не в силах более оставаться у старухи, позабыв даже проститься с плачущей О-Тоси, выскочил, шатаясь, из старухиного дома.