— Это и Ореста больше всего интересовало, — заметил Пилад. — Я тоже не могу сказать, что царь знал с самого начала. Но под конец, я уверен, он знал все. «С какого момента? — спросил Орест. — Что значит — под конец?» Ну, во время плавания. Или со дня отплытия. Мне не хотелось говорить: «С тех пор, как Кассандра пришла к нему», но Орест сразу все понял. «Гм! Да. А почему ты так в этом уверен?» — продолжал он допытываться. Да заметно было, говорю, то есть сейчас-то, задним числом, это яснее ясного. «А в чем это было заметно?» Он переменился, говорю. «Что значит — переменился?» Ну, как это объяснить? Вот я уже сказал, что спать стал много. «Это он усталости. Немудрено после столь долгой войны». Конечно, немудрено. Но это не все объясняет. «Ты хочешь сказать, что он радовался?» Все это, говорю, будет вернее. Радовался, был почти счастлив. «Гм! Да. Хорошо». И в подтверждение того, что Агамемнон все знал, я рассказал ему, какое поручение дано мне было под самый конец. Мы уже приближались к берегу. Видны стали темные леса, они, как мягкие волосы, ниспадали на плечи, я хочу сказать — на золотистые поля. А посреди всего этого светился белый город. Матросы запели на кораблях. И тут царь позвал меня: «Пилад!» — «Я здесь, мой царь!» — «Слушай внимательно. После нашего прибытия домой и после приветствии держись незаметно в полной готовности. Как только я поднимусь во дворец и двери закроются за мной, незамедлительно отправляйся к моему сыну. Ты понял меня?» — «Понял, мой царь!» — «Скачи без оглядки!» — «Понял!» — «Уж ты прости, что так получилось. Я знаю, что на тебя я могу положиться». И посмотрел на меня, очень серьезно и просительно. Он стоял рядом с Кассандрой. То есть она сидела у его ног, так близко, что могла бы прислониться головой к его коленям. Она тоже очень внимательно посмотрела на меня — по-моему, впервые. О, эти глаза! Я имею в виду и его глаза тоже. У него ведь были серые, жесткие глаза, люди обычно вздрагивали, когда он смотрел на них. А теперь цвет их переменился, они стали темнее — или, может, теплее, — и что-то золотое вспыхнуло в них. Может, это только отразился в них родной берег. Мне тяжело об этом говорить. Потом он ласково кивнул мне и сказал: «Ну, хорошо». И я ушел. Орест, кстати, тоже сказал, когда все это выслушал: «Гм! Да! Ну, хорошо». А через несколько часов те двое были оба убиты.
Больше всего я сожалею о том, что отец так никогда и не услыхал этого рассказа Пилада. Он бы, я полагаю, очень его заинтересовал. Но пора мне рассказать о его беседе с Кассандрой, насколько я смогу восстановить ее в памяти. Ведь та беседа произошла до событий, изображенных Пиладом.
Как это случилось, я уже не могу точно припомнить. Агамемнона еще раз вызвали, кажется, по поводу жертвоприношения в честь завтрашнего отплытия или еще по какому делу. Во всяком случае, отец ненадолго остался в палатке с Кассандрой наедине. Она стояла где-то в углу, словно всеми позабытая.
— А правду ли о тебе говорят, — спросил он, — будто ты можешь предвидеть будущее?
Не получив ответа, он обернулся к ней и вдруг на секунду ощутил страх. Ему почудилось, что она — или тень, что ее укрывала, — дрожит.
— Почему ты стоишь? — спросил он. — Подойди сюда и сядь со мной. Хочешь глоток вина?
— Спасибо, — прошептала Кассандра.
Она подошла ближе, но остановилась все-таки в некотором отдалении от стола. Будто лань, говорил потом отец. Из рассказа Пилада можно было заключить, что она была очень маленькой и хрупкой. По словам же отца — а он был все-таки наблюдателен, — она совсем не была низкорослой. Видимо, это впечатление создавалось от ее робости. Отец нашел, что вид у нее несколько одичалый, неряшливый. Не помню уж, в какой связи он об этом упомянул. Может быть, он удивился ревности Елены или любви бога.
— Не бойся, — попробовал он успокоить ее, — я не буду выспрашивать тебя о своей судьбе.
— Это и не нужно, — ответила она, быстро взглянув на отца и снова опустив глаза.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Что все и так ясно.
Отец все-таки не понял ее, но решил не вдаваться в подробности, а спросил наобум:
— А с Агамемноном, значит, не все ясно?
Она, казалось, опять задрожала и оглянулась, будто хотела убежать.
— Ну ладно, ладно, — быстро сказал отец, — я просто так спросил. Царь мой друг, и я забочусь о нем, вот и спросил… И ты сразу это по нему заметила?
— Когда вы проходили втроем. Бывает облако вокруг людей. Вот и вокруг него оно тоже есть.
— И потому ты пришла сюда?
— Да.
— Чтобы сказать ему?