— Не знаю. Может, я снова уйду. Я сама еще не знаю.
Похоже, она и впрямь не знала, и это ее мучило. Она пришла против воли.
— А стоит ли? — сказал отец. — Люди все равно этому не верят.
— Он поверит.
— Ты убеждена?
— Да.
— Но ведь предсказывала же ты троянцам поражение за много лет, а они не поверили.
— Тут и предсказывать было нечего.
— А как же ты это распознала?
— Река наполнилась кровью, равнина была вся в клубах ныли и усеяна мертвецами. А прежде всего — запах. Уже тогда, в те годы, пахло, как сейчас, — сожженными домами и погребенными под ними трупами. Но мои сородичи умащались благовониями и ничего не замечали. Меня они ненавидели.
— А ведь совсем еще немножко — и войну проиграли бы мы, а не вы. Не так уж все было ясно.
— Да нет, ясно.
— Этот дар у тебя от Феба?
— Это наказание.
— Значит, люди правду говорят?
— О чем?
— Что ты оскорбила Феба…
Кассандра не ответила, только вопросительно взглянула на отца.
— Я спрашиваю не из любопытства, — пояснил он, — ты не думай. Меня считают очень умным — ты это, наверно, слыхала. Ну хорошо, такова моя слава среди людей. Прослыть умным нетрудно — надо только молчать и ждать, пока другие выговорятся. Когда они все утомятся и уже перестанут соображать, что к чему, надо сказать два-три слова. И тебя сочтут мудрецом. Невелика хитрость. Предвидеть будущее, как ты, я не могу. Но примерно можно прикинуть, как тот-то и тот-то поступит в таком-то и таком-то положении. Поэтому я никогда не сказал бы человеку: «Сделай то-то и то-то!» — потому что он все равно не станет этого делать. Но я попытался бы поставить его в такое положение, чтобы он вынужден был действовать так, как это в его силах. Стало быть, я в отличие от тебя делал бы прямо противоположное. Конечно, это очень редко удается. Не знаю, понятно ли я говорю… Итак, ты пришла сюда, чтобы возвестить Агамемнону его судьбу.
— Я сама еще не знаю! — возразила Кассандра.
— Хорошо, ты сама еще не знаешь. Но может быть, потом, когда ты заговоришь с ним, ты решишь, что знаешь. А вдруг ты ошибаешься?.. Послушай меня хорошенько, Кассандра. Я скажу тебе, почему я спросил о Фебе. Не много найдется таких людей, о которых пекутся боги. Все остальные для них — колосья в ноле. А из тех немногих лишь самые немногие способны осознать явление бога. Наши органы чувств слишком для этого несовершенны… К примеру, об Агамемноне боги не пекутся.
— Нет, он совсем ими оставлен.
— Да, можно сказать и так. Это даже очень хорошо сказано. Лучше бы они его ненавидели. Но я сейчас имею в виду другое. Я внес свою лепту в то, чтобы был уничтожен твой народ. Будь ты не Кассандра, ты должна была бы считать меня своим врагом. Но для нас с тобой обычное разделение на друзей и врагов утратило смысл. Мы должны общаться друг с другом на ином языке. Я всегда считал, что для нас, этих немногих, крайне важно при встречах общаться вне принятых норм и все, что мы утаиваем от остальных, открыто говорить друг другу. Ибо если ошибется один из нас — это много хуже того ничтожного вреда, который наносят ошибки других. Я, может быть, тоже однажды повстречался с богом.
(Отец нам так и не сказал, что ответила на это Кассандра. Если она в самом деле была такой, какой он ее описал, я почти готов предположить, что она кивнула головой. Ведь сегодня повсюду рассказывают, что боги принимали участие в отцовской судьбе и не раз лично в нее вмешивались. И Кассандра должна была бы это понять. Конечно, мы-то — то есть я, да и, пожалуй, моя мать — тогда еще ничего об этом не знали.)
— А что, если мои чувства обманули меня и я себе это только вообразил? Разве мы можем сказать наверняка: вот так и так это было?.. Я ведь хочу того же, что и ты, Кассандра. Я хочу воспрепятствовать тому, чтобы Агамемнон, победитель Трои, попал в еще большую беду.
— Что же ты хочешь узнать от меня? — спросила тогда Кассандра.
— Это в самом деле был Феб?
— Да.
— И ты не ошиблась?
— Как же можно в нем ошибиться?.. Это видно сразу. Он стоял среди масличных деревьев, в полдень… Чего об этом спрашивать? Ты же все прекрасно знаешь. Как только я вошла, ты сразу это понял.
Эти слова явно убедили отца. А может, пока она говорила, что-то особенное было в ней, и он это почувствовал.
— Ну а ты? — спросил он.
— Я убежала.
— Ты разве не знала, что он тебя полюбил?
— Знала…
— Откуда? Он это сказал?
— Это же и так видно.
— Но как же ты могла от него убежать? Разве так можно?
— Я испугалась, — ответила Кассандра. При этом она снова задрожала, будто и сейчас испугалась снова.