Это поразило меня в первый же вечер. И напугало меня не само преступное действие, в котором она призналась, — его еще можно было бы при необходимости как-то скрыть, — а та болезненная невменяемость, которой я у нее раньше не замечал. В ту секунду мне с беспощадной внезапностью и совершенно неожиданно открылось, какая опасность нависла над всеми нами. Может быть, покажется странным, что я, несмотря на многолетнее знакомство с трудностями, чинимыми государству участившимися выступлениями всевозможных чудодеев, фантазеров и других смутьянов, воспринял все это как нечто более опасное, чем обычное правонарушение, без которого не обходится ни один государственный строй. Но то, что опасность явилась мне именно в лице моей жены, то есть человека или, вернее, живого существа, полное единение с которым я всегда полагал самоочевидной основой всей своей жизни, неопровержимо доказало мне, что для победы над этим противником обычные разумные средства придется сменить на чисто религиозные.
Признаюсь, что никогда прежде не мыслил о браке в столь высоких понятиях. Я воспринимал его как общественную институцию, размышлять о которой не было никаких особых причин. И лишь в ту минуту осознал брак как установление, угодное воле бессмертных.
Слово «противник», конечно, не совсем уместно, когда говоришь о собственной жене. Оно неудачно еще и в другом отношении: преуменьшает грозящую нам всем опасность. Противник может нанести ущерб лишь чему-то, лежащему вне нас; и либо мы одолеваем его, либо он одолевает нас. Но всегда есть возможность защищаться. И больше всего напугало меня в словах Клавдии именно то, что я ощутил себя совершенно беззащитным: передо мной зияла пустота. Земля, на которую я привык опираться, отстаивая свое существование, заколебалась у меня под ногами.
В тот вечер мы ужинали дома одни. Это случается не слишком часто; обычно либо у нас гости, либо мы сами где-то в гостях. Мое официальное положение накладывает на меня обязанность поддерживать тесный контакт с обществом. Зачастую это занятие довольно-таки утомительное; приходится выслушивать много пустой болтовни и неприятных сплетен. Поэтому мы с Клавдией ценим тот редкий вечер, когда удается побыть вдвоем, как своего рода отдушину и даже подарок судьбы. Чтобы вполне насладиться им, мы обычно отсылаем из столовой слуг, дождавшись, когда они расставят все блюда.
Я даже точно помню, о чем мы тогда говорили. Гонец из управления армии в тот день доставил мне прямо в служебный кабинет посылочку от сына; я, не вскрывая, принес ее домой и вручил Клавдии. Распечатывать такие посылки одна из маленьких радостей каждой женщины.
Сын служит при штабе наших войск где-то на Дунае. Я устроил его туда адъютантом. Ему едва исполнилось двадцать лет, и он немного избалован и самонадеян, как все молодые люди. Этим я хочу только сказать, что он полагает, будто за собственные достоинства получил должность, которой на самом деле обязан моему имени и влиянию. Впрочем, это привилегия молодости. Я позабочусь, чтобы его через некоторое время перевели в главный штаб, где он приобретет более широкий кругозор и доступ к императору. Не сомневаюсь, что он оправдает мои надежды и пробьет себе путь наверх, хотя и по накатанной мною колее.
Что он вспомнил о матери, находясь вдали от дома, в солдатской среде, говорит в его пользу. В посылочке оказалась бронзовая брошь, достоинство которой заключается не в материале, а в безусловном, хотя и варварском, своеобразии воображения и вкуса мастера. Насколько я знаю, нынче у римских дам считается модным носить такие экзотические украшения и даже их дешевые подделки. Нас с женой очень обрадовала эта весточка от сына.
Потом Клавдия рассказала, что в тот день побывала в гостях у дочери. Той как раз минуло восемнадцать, и она уже около года замужем за молодым человеком из очень знатного и состоятельного рода. Догадываюсь, что моя теща приложила руку к этому замужеству: устраивать сословные браки одно из самых излюбленных ее занятий. В данном случае ею руководило еще и стремление загладить позор семьи: в ее глазах я недостоин Клавдии, так как мой род насчитывает менее двух веков и не восходит к основанию Рима. Не исключено, что наша дочь и сама поймала этого юношу на крючок. Она необычайно честолюбива, и это прямо написано на ее миловидном и живом личике. Так или иначе, я ничего не имею против зятя, с этим все в полном порядке. Две недели назад у них родился первенец. Клавдия рассказала, что ребенок развивается нормально и что дочь старается кормить его грудью теперь это опять считается хорошим тоном, — но что она уже вновь появляется в обществе и так далее. Я подшучивал над Клавдией, которая в тридцать семь лет стала бабушкой, предупреждая, что ей придется вести себя сообразно своему новому званию и что мы с ней, если дела так пойдут и дальше, скоро обзаведемся правнуками.