Propter quod Marcus Tullius dicit primo De quaestionibus Tusculanis: "Philosophia omnium artium mater [quid est aliud] nisi, ut Plato, donum, ut ego, inventum Dei? Haec nos primum ad eius cultum deinde ad ius hominum, quod situm est in generis humani societate, erudivit". Et idem in secundo De natura divina ait "Cultus Dei est optimus idemque sanctissimus castissimus plenissimusque pietatis, ut eum semper pura, integra, incorrupta mente et voce veneremur. Non enim philosophi solum, sed maiores nostri superstitionem a religione separaverunt. Nam qui totos dies precabantur, et immolabant ut ipsi et sui liberi superstates essent, superstitiosi sunt appellati, quod nomen patuit postea latius. Qui autem omnia quae ad Dei cultum pertinent diligenter curabant et tanquam relegentes, sunt dicti religiosi ex relegendo. […] Alterum nomen vitii est, alterum laudis". Nam Augustinus quarto De civitate Dei sententiam hanc Tullii de superstitione et vera religione, necnon, octavo eiusdem, de religione et religiosis, accipit et exponit; volens quod religiosi dicti sunt quod Deum eligant et relegant relegentes, et iterum et iterum eligentes per verum cultum et continuum.
И потому Марк Туллий говорит в I книге Тускуланских бесед. «Чем является философия, мать всех искусств, иначе как даром Божьим, как говорит Платон, или Его изобретением, как говорю я? И это сперва научает нас служению Богу, а затем — людскому закону, который имеет место в человеческом сообществе». И во II книге О природе богов он говорит: «А самая лучшая, самая святая, самая светлая и полная благочестия форма почитания Бога [169] состоит в том, чтобы всегда в мыслях и на словах искренне чтить Его чисто, свято и непорочно. Не только философы, но и предки наши делали различие между религией и суеверием. Ибо те, которые целыми днями молились и приносили жертвы, чтобы они и их дети остались в живых (superstates essent), те были названы суеверными (superstitiosi), позже это название приобрело более широкий смысл. А те, которые над всем, что относится к почитанию богов, усердно размышляли и как бы перечитывали, были названы религиозными (religiosi) от relegendo. […] Первое стало обозначать порицание, а второе — похвалу» [170]. И Августин в IV книге О Граде Божием принимает {92} и разъясняет это изречение Туллия о суеверии и истинной религии, а в VIII книге — о религии и религиозных людях, утверждая, что они называются религиозными потому, что избирают Бога и, перечитывая, перечитывают и избирают Его снова и снова, воздавая Ему истинное и непрерывное почитание.
In isto autem cultu, secundum Avicennam et alios, habent ordinari templa, et orationes, et oblationes, et sacrificia, et ieiunia, et peregrinationes maximae ad locum Legislatoris ut habeatur in memoria et veneratione. […] Et ideo dicit Avicenna: "Oportet ut doctor doceat oratorem dispositiones quibus praeparetur ad orandum, quemadmodum homo consuevit praeparare se ad occurrendum regi humano in munditia et decore, et ut faciat assuescere munditiae et decori firma consuetudine; et instituat eum ad modum hominis preparantis se ad occursum regis cum humilitate et vultu demisso compressis membris, cessans a revolutione et ab omni perturbatione". […]
И в этом богослужении религиозные люди, согласно Авиценне и другим, устроили храмы и установили молитвы, дары, жертвы, посты и великие паломничества к местам, [связанным с именем] законодателя, дабы он сохранился в памяти людей и был почитаем. […] И поэтому говорит Авиценна: «Надлежит, чтобы учитель обучал молящегося тому, как подготовить себя к молитве, точно так же, как человек имеет обычай готовиться к тому, чтобы предстать пред царем человеческим, украшая себя и одеваясь должным образом. И учитель должен научить молящегося, чтобы [он возносил молитву] подобно тому, как человек предстает перед царем: со смирением, опущенным лицом, сдержанно, прекращая поворачиваться и беспокойно двигаться». […]
De sacrifices vero eorum, oblationibus, et caeremoniis non est opus sermonem texere, quia superstitiosa fuerunt et inutilia pro maiori parte, nisi in quantum aliqua absumpserunt a sacerdotibus legis Hebraeorum. Unde etiam ipsi philosophi talibus vacabant propter statua civilia et propter multitudinem non propter veritatem, sicut Seneca dicit in libro quem composuit contra superstitiones. Nam licet, quia senator erat, statuta publica oportuit eum non dissimulare, tamen dicit huiusmodi caeremonias non ad rem pertinere, sed ad consuetudinem vulgi. […] Et sic terminantur radices primae partis philosophiae moralis.
А о жертвах, дарах, богослужениях [древних людей] нет нужды вести речь, поскольку они представляют собой суеверия и по большей части были бесполезны, разве что нечто было перенято ими от священников иудейского закона. Поэтому, как говорит Сенека в книге, написанной против суеверий, сами философы принимали в них участие в связи с гражданским установлением и [обычаем] большинства, а не из-за их истинности. Ибо хотя, будучи сенатором, Сенека не мог игнорировать общественные установления, он, тем не менее, утверждает, что такие богослужения имеют место не в силу действительного положения вещей, но в силу обычая толпы. […] И на этом завершается [обзор] основ первой части моральной философии.