Et hi philosophi mira locuti sunt circa virtutes et vitia; ut omnis Christianus confundi possit, quando infideles homines tam sublimia virtutes habuisse coneipimus, et nos turpiter a virtutum gloria cadere videmur. Caeterum multum animari debemus ut ad virtutis culmen aspiremus, et exemplis nobilibus excitati nobiliores fructus virtutum producamus, quoniam maius iuvamen in vita habemus quam isti philosophi, et sine comparatione maiora auxilia per Dei gratiam reeipere comprobamur. Et primo in universali recitabo quaedam circa virtutes et vitia; secundo ad particularia declinabo.
И здесь философы говорят [много] удивительного о добродетелях и пороках, так что любой христианин может постыдиться когда мы понимаем, что неверные обладали столь тонкими [познаниями] в добродетелях, а мы представляемся постыдно отпадающими от славы добродетелей. Кроме того, [слова философов] могут весьма вдохновить нас к тому, чтобы мы возжелали высшей степени добродетели, и, воодушевленные благородными примерами, взрастили более благородные плоды добродетелей, ибо в нашей жизни мы имеем большую поддержку, нежели оные философы, и несравнимо большую помощь [в обретении добродетелей] мы получаем через благодать Божию. И прежде всего я приведу некоторые [высказывания] относительно добродетели и пороков в общем, а затем перейду к частностям.
Capitulum II.
Глава II
Ostendit autem Aristoteles in primo Ethicorum quod virtus est duplex: una est secundum ipsum in parte animae sensitiva, in quantum obedit rationi, vel in ratione dominante super partes animae sensitivae, et sic regulante eas ut eius obediant imperio. Et huiusmodi virtus moralis vocatur, et consuetudinalis, qua homines consuescunt mores honestos. Et docet secundo Ethicorum quod sunt duodecim, et de eis tractat in quarto, et vocat eas medietates, quia quaelibet earum est medium inter duo vitia contraria ad invicem. Nam unum extremum deficit a Iargitate, et de prodigalitate quae superabundar. Nam Iargus dat solum quae dare debet, avarus nihil dat vel parum; prodigus omnia effundit. Et sic de vitiis circumstantibus alias medietates. […]
Итак, Аристотель показывает в I книге Этики, что добродетель бывает двоякой: одна, согласно ему, обитает в чувственной части души, насколько она подчиняется разуму, а вторая — в разуме, повелевающем частями чувственной души, и управляющем ими таким образом, чтобы они подчинялись его власти. И такого рода добродетели называются моральными и порождаемыми привычкой, поскольку люди обретают благонравие тогда, когда оно входит в привычку. И во II книге Этики он учит, что таковых добродетелей двенадцать и трактует о них в IV книге, и называет их «серединами», поскольку любая из них является серединой между двумя пороками, противоположными друг другу. Ибо одна крайность есть нехватка [того, что необходимо] для добродетели, а другая — избыточна [по сравнению с добродетелью]. Таковое имеет место, например, в случае скупости, которая есть нехватка щедрости, и расточительности, которая есть избыток щедрости. В самом деле, щедрый дает только то, что должен дать, скупой не дает ничего или мало, а расточительный раздает все. И то же касается других пороков, которые являются крайностями по отношению к другим добродетелям. […]
Et omne bonum hominis in hac vita et solum ponunt virtutem, secundum quod Seneca in libro De beata vita per totam docet, et Tullius in quinto De quaestionibus Tusculanis ubique. Atque ipsimet in libro De paradoxis iureiurando confirmat quod nunquam aliquid ducet in bonis nisi virtutem. Quod et auctoritate unius de septem sapientibus confirmat. Qui cum omnes de Iocis suis fugerent propter expugnantes eos, dicebant ei: "Quare non res suas secum transferres sicut caeteri?" — dixit: "Omnia mea mecum porto"; nihil suum definiens, nisi virtutem. Et hie fuit Bias Prieneus, secundum quod Valerius Maximus libro quarto docet. Et Seneca, in libro Ad Serenum: "Quomodo in sapientem nec iniura, nec contumelia cadit", refert etiam quod Stilbon philosophus cum suam civitatem et omnia bona temporalia tyrannus occupaverat et invaserat, quaesitus a tyranno si aliquid perdidisset, "Nihil", inquit, "Omnia enim mea mecum sunt", et se non invictum tantum sed indemnem testatus est. Habebat enim vera secum bona, in quae non est manus interiectio. At quae dissipata et direpta ferebantur non iudicabat esse sua, sed adventita fortunae nutum fortunae sequentia.
И всяким благом человека, притом единственным в этой жизни, [философы] считают добродетель. Этому учит Сенека в книге О блаженной жизни повсеместно, и [то же можно найти] в любом месте V книги Тускуланских бесед Туллия. И он же в книге О парадоксах клятвенно заверяет, что никто никогда не достигнет блага иначе, как с помощью добродетели. И это подтверждает авторитетное высказывание одного из семи мудрецов, которого во время бегства всех сограждан, спасавшихся от войска противника, спросили: «Почему не берешь с собой свое имущество как другие?», — на что он ответил: «Все свое ношу с собой», — он считал своей только добродетель. И это был Биант Приенский, как учит Валерий Максим в IV книге. И Сенека в книге К Серену, [отвечая на вопрос] почему мудрецу не грозит ни несправедливость, ни бесчестие, привел [историю] о философе Стильпоне, который, будучи спрошенный тираном, который захватил его родной город и присвоил себе все имущество граждан, лишился ли он чего-нибудь, ответил: «Ничего, ведь все мое со мною», — показав себя не только непобежденным, но и не претерпевшим ущерба, ибо он обладал истинными благами, которые нельзя отобрать силой. А то, что рассматривалось [другими] как уничтоженное и разграбленное, он не считал своим, но дарами судьбы, подвластными ее прихоти.