Выбрать главу

Peccatum autem non solum excaecat, nec foedat nec debilitat animam rationalem, sed convertit in vitam bestialem, sicut philosophi ostendunt in multis locis. Undi Seneca in libro De vita beata ait: "Eodem loco pono homines in numerum pecorum et animalium redegit hebes natura et ignorantia sui. Nihil interest inter hos et illa, quoniam illis nulla ratio est, his prava et malo suo atque in perversum solers". Et Philosophia probat, quarto Consolationum, quod mali non sunt quia idem est quod ordinem retinet servatque naturam. Sed peccatum est contra ordinem naturae, ergo mali esse desistunt. Et ideo necesse est ut quos ab humana conditione deiecit improbitas infra hominum meritum detrudat. Evenit ergo ut quem transformatum vitiis videas hominem aestimare non possis. Et infert: "Avaritia fervet alienarum opum violentus ereptor? Lupi similem dixeris. Ferox et qui linguam litigiis exercet? Cani comparabis. Insidiator occultis surripuisse fraudibus gaudet? Vulpeculis exaequetur. Irae intemperans fremit? Leonis animum gestare credatur. Pavidus ac fugax non metuenda formidat? Cervis similis habeatur. Segnis, ac stupidus torpet? Asinum vivit. Levis atque inconstans studia permutat? Nihil ab avibus differt. Foedis immundisque libidinibus immergitur? Sordidae suis voluptate detinetur. Itaque fit, ut qui, probitate deserta, homo esse desierit, vertatur in beluam".

Но грех не только ослепляет, пятнает и ослабляет разумную душу, но и обращает ее к животной жизни, как показывают философы во многих местах [своих сочинений]. Поэтому Сенека в книге О блаженной жизни говорит {93}: «Туда же я помещаю людей, которых ленивая природа и незнание себя низводит в число скотов и диких животных. Между ними и теми нет никакой разницы, поскольку у тех нет никакого разума, а у этих он испорчен и искусен во зле и извращении». И Философия доказывает в IV книге Утешения, что злые не существуют [171], поскольку сохранение порядка есть то же самое, что сохранение природы. Но грех — против природного порядка, следовательно, злые утрачивают бытие. Из этого с необходимостью вытекает, что отвергших условия человеческого существования порочность по справедливости столкнет ниже человеческого рода. Следовательно, если видишь кого-либо обезображенного пороками, то не можешь считать его человеком {94}. И Философия добавляет. «Томится ли жаждой чужого богатства алчный грабитель? — Скажешь, что он подобен волку. Нагло нарывается на ссору? — Сравнишь с собакой. Замышляет в тайне худое, злорадствует незаметно для других? — Подобен лисице. Бушует в неукротимом гневе? — Думаю, что уподобился льву. Труслив и бежит от того, чего не следует бояться? — Похож на оленя. Прозябает в нерадивости и тупости? — Живет как осел. Кто легко и беспечно меняет желания? — Ничем не отличается от птиц. Кто погружен в грязные и суетные страсти? — Пал в своей похоти до уровня свиньи. Итак, всякий, кто, лишившись добрых нравов, перестает быть человеком, превращается в скота» [172].

Et quia libente excusamus nostra peccata quantacunque, parva vel magna, multa vel pauca, Seneca libro secundo De ira quaerit: "Cui tandem vitio advocatus defuit? Sed aliorum non sic excusamus vitia". Nam in eodem dicit "Aliena vitia in oculis habemus, a tergo nostra sunt". Et quia cum sancto sanctus eris et cum viro innocente innocens eris, ideo dicit Seneca libro Secundarum epistolarum. "Nulla res animis adeo honesta induit dubiosque et in malum inclinabiles revocat ad rectum quam bonorum conversatio". […]

И поскольку мы охотно оправдываем наши прегрешения, сколь бы они ни были велики или малы, многочисленны или незначительны по числу, то Сенека во II книге О гневе спрашивает. «В самом деле, какому пороку недостает защитника?» {95} Но пороки других мы оправдываем не столь охотно. Ибо там же Сенека говорит: «Пороки других у нас перед глазами, а к своим мы поворачиваемся спиной». И поскольку с благочестивым будешь благочестивым, а с невинным — невинным, то Сенека говорит во II книге Писем: «Никакая вещь не внушает столь сильно душам благочестие и не обращает к правильному [пути] колеблющихся и склоняющихся ко злу, как общение с добрыми [людьми]». […]

Pars quarta.

Раздел IV

Capitulum I.

Глава I

Protraxi hanc partem tertiam philosophiae moralis gratis propter pulchritudinem et utilitatem sententiarum moralium, et propter hoc quod libri raro inveniuntur a quibus erui has morum radices, flores et fructus. Nunc autem volo accedere ad partem quartam huius scientiae, quae licet non sit tam copiosa et tam praegnans sicut tertia, est tamen mirabilior et dignior non solum ea parte sed omnibus: quoniam consistit in persuasione sectae fidelis credendae et amandae et operibus comprobandae, quam debet humanum genus recipere. Nec est aliquid de philosophia magis necessarium homini, nec tantae utilitatis, nec tantae dignitatis. Nam maxime propter hanc partem verum est quod morali philosophiae subiiciuntur omnes scientiae. Tota enim sapientia ordinatur ad salutem humani generis cognoscendam; et haec salus consistit in perceptione eorum quae ducunt hominem in felicitatem alterius vitae. De qua dicit Avicenna quod ipsa est quam oculus non vidit nec auris audivit, ut prius tactum est. Et cum haec pars quarta philosophiae intendit hanc salutem investigare, et ad eam allicere homines, ideo omnes scientiae, artes et officia, et quicquid cadit in consideratione hominis, obligatur huic parti nobilissimae civilis scientiae; et hic est finis humanae considerationis.

вернуться

171

Ср. IV, prosa 2: «[Если злые люди] по своей воле избегают блага и устремляются к пороку… они не только не обладают большим могуществом, но вообще перестают существовать. Ибо люди, устремляющиеся прочь от общей для всех цели [т. е. блага], тотчас утрачивают свое бытие» и prosa 3: «Все, имеющее бытие, как кажется, есть благо. Таким образом, уклоняющееся от блага перестает существовать — поэтому злые люди перестают быть теми, кем были прежде. О том, что они были людьми, свидетельствует лишь сохранившийся у них облик человеческого тела. Но поскольку они погрязли в пороке, их человеческая природа утрачена».

вернуться

172

Фрагменты Утешения Философией даны в переводе В.И. Уколовой и М.Н. Цейтлина (Боэций. Утешение философией и другие трактаты, М., 1990, стр. 254–258).