Similiter de consuetudine probamus per experientiam in actubus nostris, quod nunc datum est in exemplis. Revolvat quilibet vitam suam ab infantia sua, et inveniet quod in pluribus eius operibus facilius mala et falsa duxit in consuetudinem. Nam in bonis et veris identitas humanae fragilitati mater est satietatis, et delectatur miser homo in varietate utilium secundum sententiam auctoritatum quas in principio allegavi; e contrario quidem in malis et falsis ac nocivis sibi et aliis. Nam ut in pluribus actibus, nisi gratia specialis et privilegium divinum in aliquibus perfectis obtinet, humana corruptio diligenter continet ea, quae veritati et saluti sunt contraria; nec taedio afficitur in peccati continuatione, nec fastidium de facili invenit in rebus variis. Quod si aliquis a iuventute applicetur ad vitae et scientiae veritatem, hic ut in pluribus actibus continet imperfectionem, et in ea incundatur, perfectio enim contristat eum frequentius; nam paucissimos delectat, et maxime in virtutum et scientiarum plenitudine, et ideo accidit quos aetas iuvenilis vix cavet ab errore, et senectus cum summa difficultate ad perfectionem in aliquo transcendit
Точно так же, основываясь на опыте наших действий, мы поведем доказательство и в отношении обычая, и примеры этого приводятся теперь. Пусть кто угодно вспомнит свою жизнь со времени своего детства: он обнаружит, что во многих своих делах он легко ввел в обычай ложь и зло. Ибо постоянство в благе и истине есть — в силу человеческой слабости — мать пресыщения, поэтому ничтожный человек находит удовольствие в [том] разнообразии полезного, которое ему представляют суждения авторитетов, к которым он изначально примкнул; иначе обстоит дело со злом, ложью и тем, что вредно для него самого и для других. Ведь во многих делах испорченность человека усердно оберегает то, что противно истине и благополучию (иначе дело обстоит разве что в случае, когда особая благодать и милость Божия поддерживает немногих совершенных), и человек не испытывает пресыщения, продолжая греховные деяния, и не легко обнаруживает отвращение к различным [бесполезным или вредным] вещам. А если некто с юношеских лет приобщен к истине жизни и науки при том, что во многих деяниях он сохраняет несовершенство и находит в нем удовольствие, то совершенство чаще становится для него источником печали: ведь оно услаждает немногих, причем, прежде всего, — в полноте добродетелей и знаний. И потому юность мало кого способна оградить от заблуждений, да и старость с большим трудом приходит к совершенству в чем-либо.
De vulgo enim idem iudicium est. Nam multitudo generis humani semper erravit in Dei veritate, et paucitas Christianorum recepit; atque scimus quod plebs Christianorum imperfecta est. Nam paucitas sanctorum hoc ostendit. Similiter de philosophica doctrina, vulgus enim semper caruit sapientia philosophiae. Brevis enim philosophorum numerus hoc declarat. Et vulgus quidem philosophantium imperfectum semper remansit. Nam de famosis philosophus solus Aristoteles cum sua familia vocatus est iudicio omnium sapientum, quoniam ipse omnes partes philosophiae digessit secundum possibilitatem sui temporis, sed tamen ad finem sapientiae non pervenit, sicut satis manifestabitur inferius.
О толпе имеется такое же суждение. Ведь подавляющее большинство рода человеческого всегда ошибалось в отношении истины о Боге, лишь немногие, т. е. христиане, обрели ее: и мы знаем, что народ христианский несовершен, ибо это показывает немногочисленность святых. То же касается и философского учения: толпа всегда была лишена философской мудрости, и это доказывается малым числом философов. И, конечно же, всегда оставалась несовершенной основная масса философствующих. Ибо из всех знаменитых [людей] только Аристотель со своей школой получил, согласно суждению всех мудрых, имя Философа, поскольку он, сообразно возможностям своего времени, обстоятельно изложил все части философии. Но и он, как будет достаточно ясно показано далее, не достиг пределов мудрости.
Capitulum IV. Глава IV
Sed tamen quantumcunque fragilis sit auctoritas, nomen habet honoris, et consuetudo violentior est ad peccatum quam ipsa: utraque autem earum impetuosior est sensus vulgi. Nam auctoritas solum allicit, consuetudo ligat, opinio vulgi obstinatos parit et confirmat. Consuetudo autem est altera natura, ut dicit Philosophus libro De memoria et reminiscentia, et in libro Problematum, et ideo maiorem violentiam quam auctoritas inducit. Unde Philosophus decimo Ethicorum sententiae Ieremiae de pelle Aethiopum adhaeret, dicens: "Quod impossible est vel difficile eum, qui per consuetudinem malam induratus est, mutari ad bonum". Et Sallustius in Iugurthino sensum Salomonis profert, cum ait: "Ubi adolescentiam habuere, ibi senectutem agunt".
Но сколь бы шатким ни был авторитет, он носит благородное имя, и обычай с большей силой подталкивает к греху, нежели он. Но мнение толпы сильнее этих двух. Ибо авторитет лишь привлекает, обычай связывает, а мнение толпы организовывает и поддерживает упорствующих [в заблуждении]. Ибо обычай — это вторая натура, как утверждает Философ в книге О памяти и воспоминании {37} и в книге Проблемы [28], а потому причиняет большее зло, нежели авторитет. Поэтому Философ в X книге Этики примыкает к суждению Иеремии о коже эфиопа [29], говоря, что «трудно или невозможно обратиться к благу тому, кто через обычай закоснел во зле». И Саллюстий в Югуртинской войне {38} высказывает суждение Соломона, когда говорит, что «где проводили юность, там проводят и старость».