— Почему не сможешь? — спросила она.
— Из-за Пишты.
— Неправда, — сказала она. — Ведь ты и есть Пишта.
— Нет, я не Пишта.
— Ну, отчасти, — сказала она.
— Это всего лишь его одежда, — возразил я.
— Не только одежда, — сказала она. — Его голос. Его слова. И суставами ты хрустишь, как он.
— Пишта не ревновал только к господину адвокату, — сказал я.
— К тебе он тоже не стал бы ревновать, — сказала она. — Поцелуй меня.
И снова сама поцеловала меня. Я попытался отстранить ее, но она лишь улыбнулась и продолжала ласкать и гладить меня.
— Отпустите, прошу вас, — сказал я. — Ведь я еще ни разу не был близок с женщиной.
— Не ври, — сказала она.
— Поверьте, я говорю правду, — сказал я.
— Но ведь за это тебя и осудили.
— Не за это.
— Ты сам сказал, когда Кари спрашивал по телефону.
— Дело было совсем не так.
— А как?
Я рассказал, что парни потешались надо мной из-за того, что я ни разу не был близок с женщиной, и напустили на меня ту стерву. Сперва она приставала ко мне, а потом принялась издеваться: «Ах ты, рыжий пес, — говорила она. — Ах ты, меченая рожа!» Тогда я набросился на нее, сорвал с нее одежду, но она отбилась от меня. Потому я и получил-то всего полтора года.
— Так почему же ты ни разу не был близок с женщиной? — спросила она.
— Потому что я боюсь женщин, — ответил я.
— На сей раз не врешь? — спросила она.
— Не вру.
— Меня ты тоже боишься? — спросила она.
— Да, — ответил я. — Боюсь.
— Потому что ты некрасивый? — спросила она.
— Да, потому что я некрасивый.
— Но это вовсе не так, — сказала она.
— Я знаю, что так…
— Ну, обожди, — сказала она и встала. — Пока не смотри сюда.
Но я не мог не смотреть. Я так страстно желал ее, что не в силах был смотреть куда бы то ни было, кроме как на нее. Я даже моргнуть боялся, потому что тогда какое-то мгновение не увижу ее.
В углу стояло трюмо. Она подошла к нему и расчесала волосы перед зеркалом. Затем положила расческу. Расстегнула халат. Чуть повела плечами, и ночная сорочка соскользнула с нее. Она переступила через одежду и высвободила ноги из шлепанцев. Когда она повернулась ко мне, на ней ничего не было, и шла она спокойной, раскованной походкой. Еще Пишта рассказывал, какими гармоничными были ее движения. Возможно, потому, что она занималась спортом. Возможно, потому, что очень любила танцевать и мгновенно схватывала нужный ритм. По мнению Пишты, секрет красоты ее походки заключался в том, что части ее тела каким-то образом всегда помнили друг о друге. Они подавали друг другу весть — телеграфировали, что ли. В одном-единственном шаге Нетти было заключено столько же естественной грации, сколько в движении птицы, вспорхнувшей с ветки, описавшей в воздухе круг и вновь опустившейся на место… Она встала у постели и посмотрела на меня сверху.
— Взгляни на меня, — сказала она. — Ты в точности такой же.
— Нет, — сказал я.
— Да, — сказала она. — Все мы одинаковые.
В квартире зазвонил телефон.
Звонок они услышали с лестницы. Нетти остановилась.
— Не подходи к телефону, — испуганно попросил Пелле.
— Ступай вперед, — улыбнулась Нетти. — И ничего не бойся.
Ей пришлось подняться по лестнице. Отпереть дверь в прихожую. Включить свет. Пройти через анфиладу комнат. Телефон не унимался. Она сняла трубку.
— Здравствуй, — сказал Кари.
— Здравствуй, — ответила Нетти.
— Ушел уже тот рыжий парень?
— Сейчас уходит, — сказала Нетти.
— Только сейчас?
— Только сейчас.
Наступило молчание. На другом конце провода слышалась танцевальная музыка.
— Я думал, ты уже спишь, — сказал Кари.
— Нет, я не спала, — сказала Нетти.
— Ты пришла из своей комнаты?
— Нет.
— Ты вернулась из подъезда? — спросил Кари.
— Да, я вернулась из подъезда, — ответила Нетти.
И вновь какое-то время в трубке звучала лишь музыка.
— Разве обязательно было так спешить? — спросил затем Кари.
— Обязательно, — сказала Нетти.
— У тебя и одежды-то дома почти не осталось.
— Хватит того, что есть, — сказала Нетти.
— И все чемоданы сданы в багаж.
— Я упаковала вещи в сумку, — сказала Нетти.
— Ну что ж, пока, — сказал Кари.
— Пока, — отозвалась Нетти.
Еще какое-то время слышалась танцевальная музыка, но больше они ничего не сказали друг другу. Оба одновременно положили трубку.