Если бы я писал сейчас роман, то я, вероятно, оставил бы открытия и подвохи моего досье в таком виде, в каком их пока что преподнес, и отложил бы на потом объяснения, примечания и уточнения: некоторая невинная загадочность поддразнила бы и позабавила читателя. Однако нельзя секретничать, если пишешь для прояснения собственных мозгов. А то недолго и самому запутаться. Я стоял у могилы малютки Генри Янгера на многолюдном кладбище города Корка. Звенели весенние птичьи голоса. Я стоял возле дома, где его мать произвела его на свет и где он умер, — стоял, предварительно удостоверившись по старым домовым книгам, что мистер и миссис Дж. Янгер действительно обитали там в 1925 году. Я испытывал то чувство утраты и одиночества, которое описал. Все без обмана. Я не солгал ни в чем: это мне солгали. Понадобилось немало времени, чтобы обнаружить, что досье было не мое. Уже за неделю-другую стала очевидна его обманчивость, так что я должен был или мог бы и раньше сделать итоговое открытие: я не был женат на Бриджет Олден, и Генри Янгер — не мой сын. Но только добравшись до Каслтаунроша, я выяснил, кто я такой на самом деле. Да и тут у меня в душе возникла такая, метеорологически выражаясь, турбулентность, что очень не сразу признал я Джеймса Янгера собственным братом. Много лет спустя оказалось, что я проглядел третьего брата, Стивена. И все же направление моих поисков было не совсем ложное. Я копал, как сыновья того старика из басни, который поведал им, что в его земле зарыто сокровище, но не сказал где, и они перекопали всю землю пядь за пядью, а вознаградил их урожай. Если бы я искал без толку, я бы так и сказал с самого начала, опорожнил бы пустой кузов, как самосвал. А я был должен, должен и теперь встряхивать, промывать и просеивать золотоносный песок, выискивать сокрытые крупицы. Нет-нет, назад, лихорадочно, пускай даже озлобленно, — назад к той груде сведений, за ними слово.
У меня сразу отлегло от сердца. На радостях я даже рассмеялся. Остальные, еще не разобранные материалы показались мне россыпью изобилия, и подлог исключен, все легко поддается проверке: счета и квитанции об уплате подоходного налога, перечни акций, паспорт на старенький «вулзли-1500» в моем гараже, счета и квитанции об уплате коммунальных налогов, и не только за этот дом, но и за другие, в разных районах Дублина и в Англии, длинный список местных телефонов с фамилиями нужных людей — терапевта, окулиста, дантиста, бакалейщика, зеленщика, виноторговца, мойщика окон, водопроводчика, садовника; телефоны фирм, готовых или не готовых чинить мое центральное отопление или посудомоечную машину. Всего-то и требовалось объездить свой район и потолковать кое с кем из этих добрых людей, мне уже слышны были их возгласы: «Привет! Да это никак Джим Янгер? Что-то вас давно не видать!» И несколько наводящих вопросов с моей стороны.
Я поднял трубку и набрал номер против первой фамилии.
— Алло! Доктор Кьюзек? Говорит Дж. Дж. Янгер. Вы меня помните? Росмин-парк, дом 17.
Он был вежлив, но суховат.
— Доброе утро, мистер Янгер. Простите, я вас не помню. Вы были моим пациентом? Я, конечно, получил недели две назад ваше письмо из Лондона, где вы сообщали, что перебираетесь на жительство к нам. Вы нездоровы?
— Здоров как бык! — весело воскликнул я. — Звоню для порядку. Надеюсь с вами не скоро увидеться.
Я сказал еще несколько любезностей, положил трубку и впал в раздумье.
И так они будут все? И для всех для них я буду только именем или числом? Сглотнув, будто в страхе, как сглатываешь, заслышав плевки пуль над головой — а где же это, черт побери, я слышал плевки пуль над головой? — я сообразил, что боги обещали мне всего-навсего социальное обличье, и вот оно, пожалуйста, насмешливо расползлось передо мной по столу. Паспорт? А для чего вообще нужен паспорт, ведь только для того, чтобы такой или сякой чиновник признал владельца оного гражданином А в отличие от гражданина В, но мне-то — с мольбой к бумажной лавине, — мне-то надо знать, что за тип именуется гражданином А! Увидеть себя можно только чужими глазами — и не глазом Часового, Могильщика, Первого Убийцы или Призрака, а глазами близких друзей, которые знают меня и доверяют мне, которым я доверяю.