Рассказом «Фуга» (1927) О’Фаолейн впервые привлек к себе внимание. Известный английский критик и издатель Эдвард Гарнетт — его прозвали повивальной бабкой писателей — высоко оценил талант начинающего новеллиста и посоветовал ему написать еще несколько рассказов, которые составили бы сборник о национально-освободительной войне в Ирландии. Рассказ «Фуга» вместе с заглавным рассказом сборника «Безумие в летнюю ночь» остался лучшим и наиболее характерным для раннего О’Фаолейна.
В «Фуге» воссоздана атмосфера партизанской войны, «ирландской герильи», когда маленькие «летучие колонны» республиканской армии, теснимые хорошо оснащенными отрядами черно-рыжих (так называли по цвету формы английские карательные отряды), от наступательных действий перешли к обороне. В другом рассказе того же сборника («Патриот») о тяготах скитальческой жизни республиканца говорится прямо: вынужденный вечно бежать, вечно скрываться, он «месяцами даже не вспоминает о доме и друзьях», «как потерявшаяся овца… бродит по серым горам», «каждую ночь спит в другой кровати и никогда дважды подряд не ест за одним столом». В «Фуге» все это автор дает возможность читателю слышать, чувствовать и видеть.
О’Фаолейн дал рассказу название музыкального произведения. Как в фуге, он ведет одну тему, отступая и вновь возвращаясь к ней, заставляя героя пережить радость мимолетной встречи с девушкой как нежданный подарок в скитальческой жизни. Образ девушки оживает в его памяти во время долгого и опасного пути. Новый ночлег и неожиданная встреча с той же девушкой. Но по сигналу тревоги надо опять бежать, скрываясь от погони. Повторяющаяся, как в музыкальной пьесе, тема облекается в мелодическую прозу, непривычную для английской речи, идущую от ирландской традиции напевной прозы, особенно выразительной в монологах драматургических героев Джона Синга.
Красота окружающей природы и манящий образ девушки противопоставлены в рассказе жизни, полной опасности. Противопоставление это ведет к мысли о противоестественности войны, несовместимой с жизнью, ее даром любви.
В своих ранних рассказах О’Фаолейн полемизирует с представителями героико-романтического стиля 10-х годов. Но его «жестокий реализм» выступает в сочетании с романтической экспрессией, выраженной в лексике, авторской интонации. Сочетании не таком уж неожиданном, если вспомнить рассказы Бабеля, очень популярные в ирландской литературе того времени. О войне О’Фаолейн говорит горькую правду, но он романтизирует само чувство разочарования в ней. Таких романтических пейзажей, такого обилия метафор (например: «туман белым облаком висел под луной»), как в ранних рассказах, у О’Фаолейна больше не встретить. Он сознательно освобождался от них, снижал иронией. В 60-е годы те же окрестности Корка, теперь из окна вагона, увидены совсем иначе: «Все выглядело так нежно, свежо, так зелено и молодо, и я так хорошо позавтракал» («Дивиденды»).
О’Фаолейн выделяет рассказ из других литературных жанров как наиболее личностный, располагающий к самовыражению. Говоря об этом в своей литературно-критической работе («Рассказ», 1948), он опирался на мировую литературу и на собственный опыт новеллиста. Опыт этот во многом основывался на ирландской литературной традиции.
В силу исторических причин устная традиция, бытовавшая в Ирландии вплоть до начала XX века, вступала в творческое взаимодействие с литературной традицией. В условиях колониального гнета, когда ирландское книгопечатание находилось под запретом, народная память стала самым надежным хранилищем ирландской литературы, а устный рассказ, наряду с поэзией, — и формой, и способом распространения. Выпестованное таким образом искусство рассказывания достигло высокого мастерства и чрезвычайно ценилось в широких крестьянских массах. Сама обстановка требовала, чтобы слово, обращенное к слушателям, было рассчитано на мгновенное взаимопонимание. Здесь во многом и лежат истоки повествовательной интонации О’Фаолейна, как, впрочем, и многих других ирландских новеллистов, — ее живость, непринужденность, доверительность, демократичность и обязательно острота (от остроумия до острословия).