чьей кровью себя запятнаешь,
чью душу безвинно спалишь.
* * *
Город.
Памяти осколки.
Здесь вот жили где-то
Юра Колкер, Таня Колкер,
дочь Елизавета.
На Шпалерной в коммуналке
я бывал когда-то.
Навестить бы их, да жалко —
съехали куда-то.
Вроде в Лондон. Мне б, пожалуй,
разузнать при встрече
у друзей. Да их не стало.
А кто жив — далече.
У живых иные беды,
радости другие.
Я, наверно, тоже съеду,
сгину из России.
Город.
Памяти осколки.
Здесь вот жили где-то
Юра Колкер, Таня Колкер,
дочь Елизавета.
* * *
Я бродил по белу свету.
Мир почти утратил веру.
Что же делают поэты,
душ российских инженеры?
Клеют лапти из махорки
да верёвки вьют из пыли,
чтоб заметили в Нью-Йорке,
чтоб в Париже оценили.
* * *
До бетонной плиты доплыву и нырну,
раздвигая медуз, в злое царство рапанов.
Блики солнца скользят по волнистому дну.
Потревоженный краб убегает за камни.
Мир безмолвия.
Вспомни книжонку Кусто,
самодельную маску из старой покрышки,
дно Невы…
Интересно да только не слишком.
Впрочем, Чёрное море ведь тоже не то,
что мне грезилось в детстве. Стиральной доской
грязноватый песок опускается ниже.
Ни кораллов, ни рыб. Я боюсь по Парижу
точно так же пройтись и сказать: “Боже мой,
вот о чём я мечтал”.
* * *
Бродскому
Здесь который год поминают Цоя,
в шоколад подмешивают сою,
малому предпочитая большое,
не любят евреев, хотя в лицо я
не знаю ни одного юдофоба,
но если веками копится злоба,
нужен объект, разрядиться чтобы.
Впрочем, это вопрос особый,
и не будем пока об этом.
Здесь зимой морозно, дождливо летом,
здесь, охотясь, стреляют всегда дуплетом
и довольно просто прослыть поэтом.
Здесь, ошпарясь, принято дуть на воду,
в недородах любят винить погоду,
здесь всего четыре времени года
и страшнее рабства только свобода.
Уходя в траву, здесь ржавеют рельсы,
самогона в деревне — хоть залейся,
ты отсюда выбраться не надейся —
непременно шваркнут об тейбл фейсом.
Здесь, куда ни плюнешь — барак да зона,
здесь язык богат корнями, но крона
поражает скудостью лексикона
и кирзу нельзя отличить от Керзона.
Здесь пространства меряют на парсеки,
здесь нельзя купить аспирин в аптеке,
здесь забыли путь из варягов в греки
и леса вырубают вдоль рек, а реки,
высыхая, мелеют от лесосплава.
Здесь любая слава — дурная слава,
здесь нельзя налево, нельзя направо,
но и в центре тоже грозит расправа.
Здесь любви платонической или плотской
не бывает. Её заменили скотской.
“Всё не так, ребята!” — хрипит Высоцкий.