И улыбнусь, дойдя до поворота
Последнего,
Взгляну сквозь небо в трещинах, сквозь облака
Столь благолепные, когда они теряют позолоту
Закатную.
Я погляжу на эту благодать,
Пойму — мне всё же было что терять.
Благословляю медленный подъём,
Который раздвигает горизонты
Моей обители. Мне говорят: “Пойдём
Быстрей. Не останавливайся. Что ты
Там позабыл, верней, не разлюбил?”
А мне ответить не хватает сил.
Нет слёз. Нет слов. Нет жеста, передать
Ко всем оставшимся той жалости, той злости.
А впрочем, стоит ли? Расходимся как гости
И кто куда. Уже не отыскать
Следа на этой паперти земной,
Оставленного мною и тобой.
Десятистишия
Так ласточка ныряет под карниз.
Бездомной жизни злеет постоянство.
Всего-то и осталось ей пространства:
То вверх швыряет бедную, то вниз.
Ей прилепиться к дому твоему
Да в тесноте случайной отогреться.
Благослови пернатое соседство,
Позволь остаться — всё не одному.
Потом уйди, когда настанет срок
Понять, что ты и с нею одинок.
Оставишь дом, теперь уже не твой.
Прозреешь, чтобы заново ослепнуть.
Полюбишь тишину и детский лепет —
Обманчивый размеренный покой.
Замедленное время увлечёт,
Закрутит словно щепку у запруды,
Потом швырнёт неведомо откуда
Неведомо куда — в круговорот
Встреч и разлук. Ты зря их избегал.
Остановись, мгновение. Устал.
Вот так в метро, глаза полуприкрыв,
Чтоб стали неразборчивыми лица,
Выискиваешь простенький мотив
В колёсном перестуке. Но случится —
Уничтожая хаос и разлад,
Сквозь лязганье безумного железа,
Застав врасплох, нагрянет Пергалези.
И ты, чужим страданием объят,
Подхваченный неведомым теченьем,
Чему-то улыбнёшься с облегченьем.
Безмолвие нарушено. Потом
Встаёт и покидает сцену Гамлет.
О, яду мне? Но яда нет ни капли.
И там, за размалёванным холстом, —
Кирпичная облезлая стена,
Грязь, пыль, обломки старых декораций.
С Офелией прощается Гораций,
Гертруда курит, стоя у окна.
Что, если эта жизнь и впрямь — игра,
А пьеса и бездарна, и стара?
Опять душа срывается на крик
И над птенцом разбившимся кружится.
Что остаётся? Плакать и молиться.
Пора уйти со сцены. Здесь тупик.
Пусть эту роль, которую привык
Считать своей единственной удачей,
Другой сыграет как-нибудь иначе.
Поэзия, когда не твой язык,
Я всё отдам без сожаленья. Боже!
Не мне Твои страдания умножить.
В Донском
Ирине
В июльской столице награда —
Святой островок тишины.
Тебе даже в полдень прохладно
В тени монастырской стены.
Сильней мою руку сжимая,
Ты зябко поводишь плечом.
Пойдём лучше в сад, дорогая,
Да яблок зелёных нарвём.
Ну чем я умнее Адама,