и ничего уже не предвещал.
В нём зарождались песни здешних мест —
протяжность, монотонность, заунывность,
безвыходность. “Так вот она — Пустыня”, —
я снова с удивленьем произнёс,
и двери распахнул, и видеть мог —
соседний путь змеился возле ног.
Чего тогда ждала моя душа?
В какую заглянуть мечтала бездну?
Я, заспанную память тормоша,
ищу ответ и вижу — бесполезно.
И остаётся веровать, что жив
способностью испытывать порыв
отчаянья, и безотчётный страх
пред Вечностью, мерцающей впотьмах.
* * *
Прощай. Будь проклят твой февраль.
Достать чернил и в слёзы,
невольно укрупняя даль
бракоразводной прозы,
переходя из света в тень,
уже преддверье мрака,
в день смерти Пушкина и в день
рожденья Пастернака.
Прощай, любимая, и так
мы слишком долго были
близки. Сквозь влажный полумрак,
где мрамором светились
изгибы рук твоих и плеч,
пройду как Летним садом.
Ни первых, ни последних встреч
мне от тебя не надо.
Прощай. Будь проклят город твой,
продажный и спесивый.
По горло сыт твоей Москвой
чиновной, праздной, лживой.
Зачем с тобою под венец
я шёл? И сам не знаю
Сюда я больше не ездец.
Пиздец, моя родная!
* * *
Море моё шумело, пело.
И в глубине, давя перепонки,
море мной обладать хотело.
Впрочем, зачем ему мёртвое тело?
И отступало, вволю натешась,
и выползал я на грубый берег,
этой солёной водой наевшись.
Мне никогда не открыть Америк.
Даже какого-нибудь пролива
между забытыми островами
я не открою. И карт красивых
не нарисую. И сквозь цунами
не проплыву, Хейердалу равный.
И не варяг я по самой сути.
Просто стою под луной кровавой
у океана на перепутье.
* * *
Я доволен своею судьбой
и уже никуда не уеду.
Это я, а не кто-то другой,
от машины буксующей шёл к буровой
по рубчатому мёрзлому следу.
Это я до рассвета смотрел
на костёр, полыхающий жарко,
и меня, а не вас в эту ночь обогрел
грязный ватник, пропахший соляркой.
А потом, когда дизель умолк,
это я различил на рассвете,
как спокойно светлеет Восток
сквозь густые еловые ветви.
Оглядишься — уже не до сна.
Белым холодом дышит природа.
И такая вокруг тишина,
и простор, и покой, и свобода.
* * *
Валере Грубину