После октябрьских праздников токарь Андронов, как и обычно, пришел на работу за двадцать минут до последнего гудка. Молча, с низко опущенной головой, он прошел к своему станку, ни с кем не поздоровавшись, и как-то рассеянно ответил на приветствие соседа.
Андронов пользовался в цехе всеобщим уважением. Он был одним из лучших ударников, высококвалифицированным токарем, членом Горсовета.
Не было такого дня, чтобы Андронов, придя в цех, в ожидании гудка не затеял с товарищами разговора и не рассказал, где он вчера вечером был и что видел. А в обед почти всегда собирал вокруг себя кружок и читал газету.
Если в обычные дни у Андронова всегда было много тем для беседы, то после праздников токари ожидали особенно интересных разговоров. Но Андронов всем своим задумчивым видом выражал полнейшее нежелание беседовать с кем бы то ни было.
Подойдя к своему станку, он тщательно осмотрел его, достал из ящика тряпку и старательно вытер пыль со станины.
Пятого ноября Андронова на торжественном заседании премировали патефоном. Получить в премию патефон было заветной мечтой Андронова. Он очень любил пение и музыку.
Токари были уверены, что после праздников первое слово Андронова будет о патефоне. Но Андронов молчал. А когда заметил, что к нему хотят подойти, вышел из цеха.
— Что это с Кузьмичом случилось? — недоумевая пожал плечами его сосед по станку.
— Наверно, пластинок не достал, — ответили ему.
— Навряд ли, — усомнился сосед Андронова. — Скорее всего пружина лопнула…
Последнее предположение показалось очень подходящим. Токари завели спор о качестве старых пружин и новых и про Андронова забыли. Только когда к ним подошел мастер, они вспомнили об Андронове и сообщили о его странном поведении.
— И о патефоне ничего не рассказывал? — удивился мастер. — Может, нездоров парень?..
Рабочий день Андронов начал исправно: не опоздал включить на самоход свой станок ни на одну минуту.
Но мастер, проходя по цеху, заметил, как Андронов долго растирал ладонью грудь и лицо его было задумчивым и грустным. Обойдя цех, мастер остановился за спиной Андронова, раздумывая, спросить ли о здоровье сейчас или в обед. Он знал, что Андронов крепко обижается, если его во время работы отрывают от станка пустяковыми вопросами. И вдруг Андронов запел. Мастер удивился, крадучись подошел почти вплотную к Андронову и притаился за его спиной.
Всегда сосредоточенный и строгий на работе, токарь Андронов пел песню. Пел он тихо и грустно и гладил рукой отполированную старательным резцом шейку колесного ската.
Такой песни мастер как будто никогда не слышал. Он знал «Варшавянку», «Замучен тяжелой неволей»… Замечательные песни! Знал еще много других — и хороших и плохих…
Андронов, совершенно не подозревая, что его слушают., запел громче:
Теперь и слова и мотив показались мастеру знакомыми.
«Где-то такую песню я слыхал», — попытался он вспомнить и медленно пошел по цеху, так и не спросив у Андронова о его здоровье.
Подходя к своей конторке, мастер подозрительно оглянулся вокруг и, сильно фальшивя, но не замечая этого, тихо пропел:
А когда вошел в конторку и ему дали подписать сводку с выполнении производственной программы за октябрь, выражение болезненной напряженности моментально сбежало с его лица. Программа за октябрь была выполнена цехом на сто четыре процента.
«Вот куда удалились мои дни!» — повеселел мастер.
Перед обедом он опять вспомнил слова песни, которую пел Андронов. В конторе, кроме мастера, никого не было, и он затянул смело:
В обеденный перерыв улыбающийся Андронов зашел в красный уголок.
«Ну, сейчас начнет рассказывать», — обрадовались токари.
Но Андронов попрежнему молчал. А когда его спросили, — «играет твой патефон?» — он ответил:
— После расскажу. У меня в голове серьезная мысль… Но рассказывать сейчас мне некогда.
После работы Андронов побежал в завком справиться, принимает ли сегодня вечером председатель Горсовета посетителей.