Стремиться к наживе свойственно человеку, но на сей раз безрассудными помыслами Тоскэ двигала страсть. Во время первого плавания в Эдо корабль останавливался в гавани Симода в Идзу. Там Тоскэ вступил в связь с одной женщиной из веселого квартала, и вот из-за этого он бросил родной дом, даже ни с кем не попрощался и, воспользовавшись тем, что нашлось судно, отплывавшее в Восточные провинции, уехал туда.
Была середина осени, в небе клубились грозные тучи. Погода не предвещала ничего хорошего. И вот начиная с часа Тигра задул тайфун. Девять дней судно носилось по воле ветра, ночь ото дня можно было отличить только по лунному свету. Люди, утерявшие присутствие духа, были словно в кошмаре, как вдруг они почувствовали, что днище судна коснулось мели. Все пришли в себя, а как осмотрелись — видят: растения, очень похожие на те, что растут на родине, в Японии, но листья камышей большие, как на банановых деревьях, а среди камышей пасутся животные с загнутыми назад рогами, наверное, буйволы, о которых они слыхали. Были там и люди, но с крыльями, голоса их звучали точно собачий лай, а уши длиною превышали дзё. Все в них было непривычно, вид диковинный, и когда эти мерзкие существа скопом приблизились к кораблю, все невольно сжались от ужаса. Моряков на корабле было тридцать два. Давно уже не видя вокруг ни гор, ни сел, они не в силах были сдержать слезы, хоть и были суровыми мужчинами.
Рис у них еще оставался, но вода кончилась. Когда им хотелось пить, они открывали большие бочонки сакэ «Итами» или «Коноикэ», вмещавшие четыре то. И хоть горестно было на душе, но хмель помогал забыться. Один пел песню «Кисть оленя», другой читал сутру Каннон, третий декламировал нараспев балладу. А непьющие доставали из багажа дорожную тушечницу, подливали в нее воды и писали заклинания. Один, вынув серебряные и золотые монеты, пересчитывал их, причитая:
— Я-то так старался, сколько лет копил, а оказалось все зря!
Другие, хотя смерть была рядом, затевали ссоры и шумели.
А некоторые разговаривали меж собой о будущем празднике Нового года. Да, прихотливы человеческие души, и каждая на свой лад, но никто не мог удержаться от слез, когда им приходило в голову, что корабль, возможно, не сдвинется с мели и им не избежать этого ужасного места. Как в песне поется, «рыдали, лежа ничком», но некому было их пожалеть.
Тем временем поднялись волны, налетел сырой ветер, и корабль снесло с мели и прибило поодаль, к каменистому берегу. Путешественники забрались на скалу и увидели перед собой чистые ручьи. Все напились, сделали запас воды в дорогу и понемногу ожили. Волнения их улеглись, путники огляделись вокруг и увидели, что ветки у здешних деревьев были пяти цветов и песок сверкал, как драгоценные камни. Изумились они и принялись наперебой собирать камни, как вдруг — вот странность! — неведомо откуда является перед ними старый жрец.
— Ни одного камня не берите. Немедля возвращайтесь на корабль и плывите прочь! — так поучал он, и все, повинуясь его словам, взошли на корабль. Только Тоскэ не внял доброхотному совету жреца и все подбирал те камни.
Неожиданно налетел ветер, — верно, был это Ветр Богов, — корабль ровно заскользил по волнам и благополучно добрался до бухты Оёдо в провинции Исэ. Когда родителям рассказали, что Тоскэ в одиночестве остался на берегу, старики лили неосушаемые слезы. Больше пяти лет ждали они сына и терзались в тревоге за него. Так и не дождавшись, оба умерли.
А Тоскэ, оставшегося на острове, окружила толпа чужеземцев, каких никому в жизни видеть не приходилось. Они схватили Тоскэ и крепко-накрепко заперли в доме с железными воротами. Там его подвесили вверх ногами к шесту, пропущенному сквозь медный столб, и стали вытягивать жилы из рук и ног, выжимать жир; еще при жизни подвергся он адским мучениям.
Когда Тоскэ ослабевал, ему давали снадобье и то оживляли, то убивали вновь. В это время прибыл туда из Японии странствующий монах, обошедший больше четырех сотен уездов Танского государства. Увидел он Тоскэ, а у того одни глаза еще живы. Тут Тоскэ откусил себе мизинец на правой руке, начертал кровью на левом рукаве кимоно и показал монаху: «Я — Тоскэ, родом из гавани Тоба, что в Сэйсю. Внезапная буря выбросила меня сюда. Тяжко терпеть такие пытки. Это страшное место называется Кокэцудзё. Берегитесь».[18]
Уразумев смысл написанного, монах испугался и покинул тот берег. Завершив паломничество, он вернулся на родину, отправился в деревню Тоскэ и рассказал обо всем. Слушавшие его заливались слезами.
«Тоскэ попал в беду не иначе как в наказание за то, что ослушался родительской воли», — думали все.