Последние каникулы
Из поэмы
В поэме автор путешествует вместе с гениальным польским скульптором Витом Ствошем, пренебрегая последовательностью времен. Наш третий спутник — кот Четверг (фигура вымышленная).
Ствош жил пять веков тому назад. Закончив великое свое творение — резной алтарь Краковского собора,— он ушел в Нюренберг и запропал на пути. После оккупации Польши гитлеровскими войсками фюрер приказал перевезти знаменитый алтарь в Нюренберг. Алтарь прибыл туда, куда не дошел его создатель. И был возвращен в Краков лишь после войны.
Четырехстопный ямб
Мне надоел. Друзьям
Я подарю трехстопный,
Он много расторопней…
В нем стопы словно стопки —
И не идут коло́м.
И рифмы словно пробки
В графине удалом.
Настоянный на корках
Лимонных и иных,
Он цвет моих восторгов
Впитал, трехстопный стих.
И все стихотворенье
Цветет средь бела дня
Бесплотною сиренью
Спиртового огня…
Смерть лося
Стихи за пятьдесят!
На мне они висят
Невыносимой ношей.
Бог с ними! Мне пора
Сбираться. И с утра
В дорогу с Витом Ствошем.
Закончен мой алтарь.
В нем злато и янтарь,
И ангелы и черти,
И даже образ смерти.
Пора не вниз, а вверх —
Туда, поближе к богу,—
В беспечную дорогу,
В преславный Нюренберг…
Как хорошо в полях
Встречать свой день рожденья!
Как весело хожденье
В сообществе бродяг!
А если есть трояк,
Определим по нюху
Ближайшую пивнуху,
Пристанище гуляк.
Хозяйка, наливай!
И не жалей, читатель,
Что, словно невзначай,
Я свой талант растратил!
Читатель мой — сурок.
Он писем мне не пишет!..
Но, впрочем, пару строк,
В которых правду слышит,
Он знает назубок…
Однако думы прочь!
В походе к Нюренбергу
Звезд полную тарелку
Мне насыпает ночь.
Передо мной лежат
Прекрасные поляны,
Жемчужные туманы
Их мирно сторожат.
Передо мной текут
Прохладные потоки.
И где-то кони ржут,
Нежны и одиноки.
Вечерний свет померк.
Залаяла собака…
Как далеко, однако,
Преславный Нюренберг!
* * *
Ночь пала. Все слилось.
В костре пылали ветви.
И в красноватом свете
Явился черный лось.
Роскошный рог над ним
Стоял, как мощный дым.
И в бархатных губах
Держал он ветвь осины.
И, беззащитно-сильный,
Внушал невольный страх.
Он был как древний бог,
И в небе черно-чистом
Созвездием ветвистым
Светился лосий рог.
(Недаром древле Лось
Созвездие звалось.)
Распахнутый для нас
От паха и до холки,
Смотрел он взглядом долгим
Своих тенистых глаз,
— Зачем,— Вит Ствош вскричал
В мучительном порыве,—
Я за плечом Марии
Его не изваял!
И почему царей,
Младенца Иисуса
По манию искусства
Не превратил в зверей!
Но я ответил:
— Брось!
Мы зря переживаем.
Пусть лучше неизваян
Гуляет этот лось.
Пусть вечности бежит
Прекрасное созданье
И нашему страданью
Пусть не принадлежит!
Смири себя, ваятель!
Забудь, что было встарь,
Когда ты свой алтарь
Выдалбливал, как дятел!
Смири себя, смири!
Сомкни плотнее веки!
И отрекись навеки!
И больше не твори!
И долго Вит сидел,
Помешивая угли.
Потом они потухли,
А он в золу глядел.
Вся эта ночь насквозь
Была прозрачной, ясной.
И, как корабль прекрасный,
Плыл по поляне лось.
Вдруг изо тьмы — удар
Остановил мгновенье…
Пороховой угар.
И в нем поникновенье
Творенья красоты
И беззащитной мощи…
И в озаренной роще —
Хрустнувшие кусты.
Как девушка, вразброс,
Лежал тишайший лось.
И на его главе —
Глаз, смертью отягченный,
И — папоротник черный —
Рога в ночной траве…