«Избили? — переспросил врач, не отводя взгляд от раны. — Из-за чего же?»
«Просто они думали, что он вор. Но это не подтвердилось. Я все проверил».
«И поэтому вы его так отделали?» — воскликнул врач, взглянув на Штрассера.
«Мы его не били по голове», — заметил один из нас.
«Его рвало?»
«Да, несколько раз».
Все еще хлопотавший над итальянцем врач выпрямился и, погруженный в свои мысли, сказал Штрассеру:
«Я должен осмотреть его более обстоятельно. Его надо куда-нибудь положить».
«Разумеется, — проговорил полицейский. — В соседней комнате есть нары».
«Хорошо, — произнес врач со своей подчеркнуто бесстрастной интонацией и отсутствующим взглядом, устремленным на Штрассера. — Его надо немедленно госпитализировать. Скорее всего, это сотрясение мозга. Будем надеяться, что внутренних травм нет. Значит, избили его. Вам следовало бы лучше присматривать за молодыми людьми. Когда-нибудь это может кончиться весьма печально. Вам, наверно, не удалось этому помешать?»
«К сожалению, нет, — сказал Штрассер. — Я стоял чуть поодаль. Когда я подошел ближе, то, естественно, сразу же вмешался».
Он лгал. Все мы понимали, что учитель лжет. И он отдавал себе отчет в том, что нам это хорошо известно. Штрассер находился меньше чем в пяти метрах от нас. И в тот момент он произнес только одну фразу: только не надо по голове! Он явно лгал сейчас. Ему даже стыдно было посмотреть нам в глаза.
Врач прошел с итальянцем в соседнюю комнату и закрыл за собой дверь. Полицейский между тем продолжал писать свой рапорт. Сбившись в кучу, мы не посмели присесть и даже поговорить друг с другом.
Через четверть часа врач распахнул дверь и сказал:
«Господин доктор Штрассер, пройдите, пожалуйста, сюда вместе с молодыми людьми. Вы должны увидеть все собственными глазами».
Мы вошли в небольшое соседнее помещение, где на нарах лежал итальянец, раздетый до пояса. Его спина — это зрелище я никогда в жизни не забуду. Вся в синих, красных, желтых пятнах и шишках, в бесформенных отеках. Повернувшись лицом, Порта окинул нас своим совершенно безучастным взглядом. В его глазах не было ни ненависти, ни боли, словно все вокруг, в том числе шишки на спине, не имели к нему ровным счетом никакого отношения.
«Такое и мне не часто доводилось видеть, — признался врач. — Скажите, какая муха вас укусила? Вы что, совсем обезумели? Прямо как дикие звери».
Стоявший в дверях полицейский повторил:
«Вы что, совсем все обезумели?»
«Вы позвонили в больницу?» — спросил его врач.
«Но тогда придется звонить в Фисп. Это самая близкая больница».
«Пожалуйста. И немедленно. Ему требуется больничный уход».
Когда полицейский ушел, врач спросил еще раз:
«И все же, какая муха вас укусила? Почему вы так с ним обошлись? Ты, например, — и он указал пальцем на меня, — почему ты его избивал?»
«Не знаю, — ответил я. — В тот момент я тоже не знал этого».
«А ты?» — спросил он другого.
Тот ответил: просто потому, что увидел, как итальянца бьют остальные.
«И как вам нравится его спина? И голова?»
Нам нечего было сказать в свое оправдание.
«Один человек на такое не способен, — продолжал врач. — Никто из вас в одиночку не смог бы так его отделать. Но когда все вместе, это куда проще. Не правда ли? Тогда свой разум можно спрятать за спиной других. Тогда любая низость оказывается не только позволительной, но даже необходимой».
Он был прав. Мне тоже трудно было объяснить самому себе, как могло случиться, что мы вдруг перестали контролировать свои поступки. Ведь, когда отправлялись в путь из Цермайджерна, все казалось проще простого. Полицейский объяснил нам, как поймать преступника — вот и все. В сущности, для нас это была прогулка, прогулка, обещавшая развлечение.
«Плохо дело?» — поинтересовался Штрассер.
«Непосредственной опасности для жизни, видимо, нет. Но вероятны всякие осложнения. Поэтому его надо срочно госпитализировать».
Полицейский сказал, что машина «скорой помощи» подойдет с минуты на минуту.
Нам нельзя было там дольше оставаться. Какой смысл ждать, пока прибудет автомобиль. Подавленные, мы медленно вышли на улицу. Я тайком кивнул Порте. Но он, видимо, или не заметил моего приветствия, или сознательно проигнорировал его.
На обратном пути мы все время молчали. Хотелось есть, пить. Все были усталые и расстроенные. Рядом со мной шагал Сильвио. Когда мы миновали городок, я спросил его:
«Думаешь, у нас будут неприятности?»
«Не знаю».
«Надо было его отпустить».
«Видимо, да».
Ему просто не хотелось продолжать со мной разговор. Сзади нас рядом со Штрассером шел Мартин.