Она долго не могла опомниться от смущения и настойчиво вопрошала себя: «Разве такое случается?»
Как оказалось — да! И это уже случилось. Госпожа Целлер вновь посмотрела на скрипача. Теперь уже ей было все равно, кому он кланялся: ей или нет. Она не отрывала от него глаз и хлопала до тех пор, пока скрипач с остальными музыкантами не покинул зал. И вот тут-то она увидела, что с ней за одним столом сидит какой-то посторонний мужчина с мышиными усами. А этот мужчина был господин Целлер.
Они вышли из ресторана. Господин Целлер стал жаловаться:
— Когда я встаю, я особенно остро ощущаю боль. Мне трудно идти.
Но госпожа Целлер этих его слов не слышала. Она стремительно шла вперед. Она забыла о существовании своего мужа. Она шла вперед, забыв о своем кровообращении, и сухость слизистой ей тоже больше не мешала, ей даже стало казаться, что у нее вообще нет никакой слизистой. Так хорошо ей было.
В саду отеля она опустилась на заброшенную скамью, оплетенную кустами роз. И тут, среди роз, перед ней снова возник скрипач и заиграл. Потом она увидела одинокую фигуру мужа, уныло плетущегося по дорожке.
Ей стало жаль его, и она помогла ему добраться до номера.
— Ложись, — сказала она ему, — а я еще посижу в саду.
Господин Целлер лег, и боли его немного утихли. Он пробормотал:
— На тебя ванны действуют лучше, чем на меня.
С тех пор они каждый день ходили в курзал. С каждым разом господин Целлер все более и более исчезал из жизни своей жены. Первый стол был теперь всегда занят, и они вынуждены были садиться сзади, откуда скрипач никак не мог ее увидеть. Но зато она видела его. Большего она и не желала.
Перед отъездом домой их еще раз осмотрел врач. Господин Целлер продолжал жаловаться на боли. Врач, подняв брови, ответил:
— Потерпите, время — лучший доктор.
А вот госпоже Целлер он сказал по-другому:
— Великолепно! Куда делось ваше давление? А ваша слизистая в полном порядке — сырая, как новая квартира! Наши источники известны своей целебной силой еще со времен римлян.
Они отправились домой в Винтертур. В вагоне госпожа Целлер закрыла глаза. Она знала, что, стоит ей их закрыть, перед ней возникнет скрипач. Поэтому она закрыла глаза. Муж для нее перестал существовать. Правда, она еще помнила, что у него мышиные усы, помнила, какой формы у него нос. Но помнила она только детали, которые не давали общей картины. Ей не удавалось представить себе мужа, и она время от времени открывала глаза, смотрела на господина Целлера и говорила себе: «Ага! Вот он как выглядит!»
Она думала, что дома это пройдет.
Но тут она ошибалась. И дома она с трудом вспоминала облик мужа. Даже ночью она не знала, как он выглядит, хотя тот по-прежнему преданно храпел рядом. Однажды, чтобы посмотреть на него, она зажгла свет. Он проснулся и спросил:
— Ты что?
Она отвернулась и произнесла в ответ:
— Ты опять плохо выглядишь!
Она бы с удовольствием сказала ему что-нибудь приятное, но боялась это сделать. Он бы потерял к ней доверие. Поэтому ей только и оставалось, что сказать ему: «Ты опять плохо выглядишь!»
После тридцати двух лет совместной жизни нельзя говорить друг другу приятное, если хочешь сохранить доверие супруга.
Перевод В. Сеферьянца
День свадьбы
Дорогая Эльма, наконец-то я могу рассказать тебе, как это случилось, что я вдруг или почти вдруг стала госпожой Маркштальдер. Мне так хотелось пригласить тебя на чудесное свадебное торжество, но на нем были только люди нашего узкого круга, ну и, разумеется, несколько деловых друзей Дэдди и господина Маркштальдера. Его я теперь называю «свекор», а иногда просто «папа», в отличие от моего собственного папа, которого я называю просто «Дэдди». Тем не менее набралось сто, нет больше, человек сто двадцать. Страшно подумать, во что моя свадьба обошлась Дэдди. Наверняка не в одну тысячу. Правда, он всегда, по крайней мере с тех пор, как я согласилась выйти замуж за Марио, говорил: «Мы отгрохаем свадьбу века». Так Дэдди тогда и сказал и потом часто это повторял.
Ведь когда он впервые пришел и начал уговаривать меня выйти замуж за Марио Маркштальдера, я не сразу дала свое согласие. Не то чтобы Марио мне не нравился, просто я его совсем еще не знала, а главное, не хотела делать что-то по чужой указке. Ты же знаешь, еще в интернате я привыкла все решать сама. Но Дэдди не отступал, он снова и снова втолковывал мне, какую это сулит выгоду, ведь строительная фирма Маркштальдера — чуть ли не самый главный его конкурент — вернее, теперь можно, слава богу, сказать: была чуть ли не самым главным конкурентом. Сколько раз я слышала, что Маркштальдер перехватил то один, то другой подряд и отцу оставалось только утереться (это у Дэдди любимое словечко).