— Продолжай, — сказала мать и снова взялась за работу.
— Итак, я вышел и сказал:
«Господин обер-лейтенант, это я курил!»
«Как? — удивился он. — Это вы курили? Н-да!»
«Да это неправда! — воскликнул вдруг один из моих товарищей. — Он вовсе не курил!»
Обер-лейтенант, казалось, ничего не слышал.
«О дальнейшем вы узнаете», — сказал он и велел мне вернуться в строй.
Потом мы двинулись в путь и форсированным маршем как раз вовремя достигли реки и моста. В дороге ко мне подошел командир нашего взвода.
«Ты в самом деле курил?» — озабоченно спросил он.
«Нет, я не курил, — ответил я. — Но я не хотел, чтобы страдала вся рота из-за того, что провинившийся не признается».
«Ах вот как!» — сказал наш командир и ничего не добавил.
На другой день по окончании маневров мне приказали явиться к полковнику. Он принял меня довольно любезно, и я догадался, что он уже все знает.
«Итак, это вы! — приветствовал он меня своим скрипучим голосом. — Ну, живо, как было дело?»
Только я начал рассказывать, как он перебил меня:
«Я хочу знать, курили вы или нет».
И тогда я рассказал правду. Он меня не прерывал. А когда я кончил, он сказал:
«Вот это я называю поступить, как подобает солдату! Молодец! А теперь, раз вы знаете, кто курил, выкладывайте — кто?»
Я медлил. Он понял мои колебания и продолжал:
«Чувство товарищества надо чтить. Но прежде всего солдат обязан повиноваться командирам и ничего от них не скрывать. Итак, еще раз: кто курил?»
Я назвал имена. Он отпустил меня, и на том все кончилось. Правда, те двое получили по пяти суток ареста, но никто и не подумал, что их выдал я. Напротив, каждый считал, что я хотел пожертвовать собой. Две недели спустя полковник опять вызвал меня к себе. Он прочел в моей анкете, что после рекрутской школы я буду искать работу. Так вот, у его брата большая трикотажная фабрика и он ищет молодого, честного, а главное — надежного человека. Полковник подумал обо мне и рекомендовал меня. Должность ответственная, и он уверен, что я его не подведу.
Вскоре я получил однодневный отпуск, чтобы представиться фабриканту. Он тоже сказал, что должность трудная и ответственная.
«Если вы умны, то всегда будете держать мою сторону и не дадите другим влиять на себя. У нас среди персонала много красных, поэтому мне нужен человек надежный, на кого я мог бы положиться. Если вы меня не разочаруете, вам тоже не придется жаловаться на меня».
Я кончил рассказ. Мать налила мне кофе, надела на кофейник ватную грелку, потом, сложив руки, пробормотала краткую молитву. Затем она сказала:
— В добрый час, мальчик! Да… тебе повезло. Но ты заслужил свое счастье. Только не забывай своего долга перед хозяином — не путайся в политику и во всякое такое! Это плохо кончается.
Глава восьмая
Трикотажная фабрика «Блейбтрей и К0», где я благодаря полковнику получил место, находилась тогда за городской чертой среди мусорных свалок, карьеров гравия, пакгаузов и огородов. С тех пор город далеко протянул свои щупальца, и теперь старое здание обступили кварталы современных жилых домов и светлые, выбеленные фабрики; выглядит оно в этом окружении довольно уныло, как дряхлая старушонка среди толпы веселых девушек.
С первой же минуты я почувствовал разницу между моим новым местом и местом у доктора Альта. Я позвонил у двери с задвижным окошком, и мне любезно открыл пожилой человек.
— Сейчас доложу, — сказал он. — Посидите немного.
Я сел на стул в полутемной прихожей и начал разглядывать газеты на круглом столе и бюст почтенного господина с надписью «Амадей Блейбтрей». Вскоре старик вновь появился и объявил, что управляющий предлагает мне в первый день ознакомиться с мастерскими, чтобы получить общее представление о производстве. Он повел меня в подвальный этаж, где стрекотали машины, и передал мастеру, низенькому и совершенно лысому человечку с выпуклыми глазами за толстыми стеклами очков. Тот кратко объяснил мне основы производства, а потом предоставил меня самому себе, и я весь день ходил по фабрике и присматривался к машинам, из которых медленно и равномерно выползала многоцветная вязаная ткань. Мне разрешили также разговаривать с работницами, обслуживавшими машины.
Дольше всего я задержался в последнем цехе возле шпульных машин, которыми управляли сплошь молоденькие девушки, в большинстве очень миловидные. Все они были в серых передниках и пестрых головных платках. Они почти не обращали на меня внимания, когда я останавливался позади и следил за их проворными руками, которые разглаживали шерстяную пряжу и натягивали ее на крестообразное мотовило. Изредка какая-нибудь бросала на меня быстрый взгляд и задорно улыбалась. Тогда и я растягивал рот в улыбке. К вечеру я уже знал, что буду чувствовать себя здесь хорошо.