Все уже называли друг друга по имени. Когда я чокался с Бетти, она держала бокал перед самым лицом, так что я видел только ее темные глаза, манившие меня тысячей крошечных искр. Выпив, мы с Бетти взглянули друг на друга. Я вложил в свой взгляд мужественность и пыл, и на краткий миг весь мир вокруг куда-то исчез.
— Бетти, ты, кажется, понравилась ему! — вдруг сказал Шах и, не то подшучивая, не то подбадривая, посмотрел на меня, как смотрят на ребенка, жадно набросившегося на пряник.
Потом он крикнул:
— А теперь поцелуемся!
И сразу же обнял свою подругу, а затем Бетти. Подражая ему, я поцеловал сначала Анни, а за ней — Бетти. К ней я едва прикоснулся и покраснел, она же улыбалась своей таинственной, серьезной улыбкой, и меж губ мерцали ее зубы.
Мы танцевали и пили. Наконец Бетти сказала, что ей пора домой. Я тоже собрался уходить, так как было далеко за полночь. Шах не пытался нас удерживать.
— Анни, оставайся у меня, — сказал он. — А ты не мог бы проводить Бетти до дому?
— Совсем не нужно! Я и одна найду дорогу, — возразила она.
Все же мы вместе вышли на тихую улицу, и я сопровождал ее до самого дома. По небу, как быстрые корабли, неслись облака. Вскоре ярко и ясно засияла луна, бледным светом залила дома и деревья и опять скрылась за грозной чернотой туч.
Мы быстро шли рядом в полном молчании. Наши шаги гулко отдавались во мраке. Выпитое вино, тишина этого часа, мчащиеся облака и близость красивой девушки наполняли меня какой-то праздничной радостью. Все в этом мире стало для меня разумным и прекрасным. Я мог бы громко кричать от счастья, мог бы петь или плакать. Но * боялся даже говорить, так как мне казалось, что в такие мгновения каждое слово должно выражать что-то значительное и неповторимое.
Наконец Бетти нарушила молчание.
— Скоро зима, — сказала она, — вы любите… ты любишь зиму?
Я не хотел отвечать прямо, не зная, что думает она сама, и неопределенно протянул:
— Да так, ничего!
— А я — нет! — с ударением сказала она. — Не люблю зиму в городе. Вот в деревне — другое дело! Там все луга под снегом, а у домов такой вид, точно их расставил сам святой Николай. Но главное — деревья! Ребенком я всегда ходила в лес, трясла елки, и снег падал и посыпал меня, точно сахаром. Мне казалось, что надо освободить ветки от тяжести. Я ведь из деревни, — добавила она.
— Да, в деревне зимой хорошо! — воскликнул я. — А в городе — нет, зимой в городе мне тоже не нравится, — И добавил: — Я тоже вырос в деревне.
Бетти была изумлена.
— Ты? Вот не подумала бы, ты такой… такой важный!
До дома Бетти было далеко, но я этого не заметил. Наконец она сказала:
— Ну вот, здесь я живу.
Мы стояли перед унылым серым домишком.
— Ах, — протянул я, — значит, ты живешь здесь!
Вдруг я сообразил, что больше не увижу ее, если мы не договоримся сейчас о новой встрече. И, хотя у меня сложилось впечатление, что я ей понравился, все же мне трудно было найти нужные слова.
— Где ты, собственно, работаешь? — спросил я и узнал, что она официантка в одном из тех кафе без крепких напитков, которые в то время только еще начали входить в моду.
— Можно мне как-нибудь вечером зайти туда?
Она рассмеялась:
— Не могу никому запретить. Но у нас бывают большей частью рабочие, и я не знаю…
— О, — перебил я ее, — это ничего не значит!
А про себя подумал, что при моих-то манерах да в хорошем костюме, с перчатками и тростью, мне нетрудно будет затмить любого рабочего. Я спросил Бетти, когда ей было бы удобнее, чтобы я зашел, и она ответила, что ей безразлично. Только это должно быть до одиннадцати — в этот час кафе обычно закрывается.
Она, похоже, не так уж жаждала моего посещения, а напротив, говорила довольно холодно, и я тоже решил не показывать, как меня радует возможность снова увидеть ее.
— Что ж, как-нибудь зайду, — сказал я. — Может, на этой неделе или на следующей, точно я еще не знаю.
— Хорошо, — сказала Бетти и стала искать ключ. — А теперь я пойду. Спокойной ночи!
Она подала мне руку.
Я взял ее и вежливо сказал:
— Спокойной ночи, Бетти!
У меня даже и мысли не было поцеловать эти губы, устало улыбавшиеся мне. Бетти была совсем непохожа на женщин, которых я до тех пор знал.
Бодро шагая домой — а мне предстоял целый час пути, — я еще раз припомнил весь вечер, особенно возвращение с Бетти. И если в присутствии девушки я был односложен и вообще похож на чурбан, то теперь мне приходили в голову самые изящные обороты речи, и я вел с ней изысканный разговор в том стиле, какой усвоил у доктора Альта.