— Ты так за него боишься? — с упреком спросил я.
— Нет, — сказала она, всхлипывая и глядя на меня широко раскрытыми глазами. — Не за него… ах, я не знаю… все это так тяжело.
— Ты хочешь, чтобы мы больше не встречались? — спросил я, подбодренный ее лепетом.
— Нет, нет! — поспешно воскликнула она и с испугом посмотрела на меня. — Нет, что ты, но я просто не могу от него отделаться. Дай мне время!
Я был счастлив.
— Милая детка! — прошептал я и поцеловал ее.
Но она не забыла о своей просьбе и все повторяла:
— Ты не должен давать сдачи ни в коем случае! Обещай мне!
— А почему, собственно? — поинтересовался я.
Бетти горестно покачала головой:
— Ты его не знаешь. Он способен изувечить тебя. Он невероятно вспыльчив.
— Ах, только и всего! — рассмеялся я.
Но Бетти схватила меня за руки и торжественно проговорила:
— Я тебя люблю! Но если ты не дашь мне обещания, я больше тебя и видеть не хочу!
Мне как-то случилось прочесть историю: женщина умоляла возлюбленного не защищаться, если на него нападет соперник. Молодой человек обещал, и действительно вскоре появился соперник с искаженным злобой лицом и в присутствии женщины ударил юношу. Тот не защищался. Но нападавший продолжал колотить его в свое удовольствие, и женщина, не выдержав, стала слезно просить возлюбленного, чтобы он постоял за себя. И тогда… Бедный соперник… что от него осталось! Так вот, хоть я и не признавался в этом, я ничего не имел против такой роли и обещал Бетти пальцем не шевельнуть, если ее друг когда-нибудь на меня нападет.
Тем самым вопрос был решен, и мы больше об этом не говорили. А ночью, лежа без сна в постели, я расписывал себе эту сцену самыми яркими красками. Вот он идет на меня, Бетти ломает руки и плачет, он наносит мне удар, я храбро улыбаюсь и смотрю на Бетти, он бьет еще и еще, кровь течет у меня изо рта и носа, и наконец, наконец Бетти стонет: «Защищайся же!» Тогда я хватаю его, и… мои руки судорожно сжимают подушку.
Все произошло почти так, как я себе представлял. Как-то раз в конце лета я вечером провожал Бетти домой. Мы провели вместе прекрасные часы и были в тихом, умиротворенном настроении. Обогнув угол и подходя к ее дому, мы увидели, что у садовой калитки кто-то стоит. Бетти сжала мне руку и прошептала:
— Там… Вот!..
Он подошел к нам: худой приземистый малый. Он показался мне противным даже прежде, чем раскрыл рот.
— А, так это вы! — глухо и выжидательно прорычал он; глаза его сверкали коварством и злобой.
— Да, — небрежно ответил я, так как вполне владел собой. — Да, это я. И что же?
Он нерешительно поглядел на нас обоих, и меня вдруг пронзила мысль, что он может ударить не меня, а Бетти. Но он пробормотал:
— Бетти, поди сюда!
Она крепче сжала мою руку и ответила:
— Нет, не пойду!
Я улыбнулся и с гордостью посмотрел на нее. В этот миг он влепил мне пощечину.
Могу смело сказать, что, сколько ни было стычек в моей жизни, я ни перед кем не оставался в долгу, и в первое мгновение мной овладело бешенство. Но Бетти по-прежнему изо всех сил удерживала меня, и я вспомнил свое обещание. Чтобы показать ей, как она мне дорога, я продолжал спокойно стоять и только спросил, насмешливо улыбаясь:
— И что же? Это все?
Он ударил еще раз, но теперь я держал себя в руках. Заметив, что я не защищаюсь, он проскрежетал:
— Трусливый пес! — и ударил меня кулаком в лицо.
Мне стоило невероятного напряжения удержать себя, не схватить негодяя и не швырнуть через ограду в сад, но я и тут не шелохнулся. Он ударил меня еще раза два, потом вдруг набросился на Бетти.
— Проклятая потаскуха! — заорал он и ударил ее.
Не успел он замахнуться второй раз, как я уже насел на него. Я обхватил его левой рукой, правой прижал к железной ограде и начал колотить по лицу. Мной овладел неистовый гнев. Думаю, что я прикончил бы его, если бы не почувствовал вдруг легкого прикосновения руки Бетти к своей руке.
Парень был весь в крови и жалобно стонал. Я не отпускал его и, встряхнув, прохрипел:
— Ты бил меня — ладно! Но Бетти… ты, ты… Сейчас же проси прощения, а не то…
Он взглянул на меня глазами побитой собаки. Когда я снова занес кулак, он тихо и медленно проговорил:
— Прошу прощения.
— Убирайся! — приказал я.
Не сказав ни слова и не оглянувшись, он побрел прочь.