Это придает специфический колорит всем его книгам. Необычный поворот получают темы, давно освоенные болгарской литературой, обновляются сложившиеся повествовательные каноны. «Пороховой букварь» посвящен годам антифашистского Сопротивления, о которых за четверть века после войны было издано немало значительных произведений, преимущественно эпических и документальных. Радичков нашел и новую проблематику, и своеобразное художественное решение. В центре его небольшого романа в новеллах очутился крестьянин, у которого в те героические годы впервые пробуждается чувство своей причастности к истории. Этот поворот в сознании крестьянской массы показан писателем без малейшего упрощенчества и облегченности. Поэтика «Порохового букваря» — сказ, в котором подчеркнуты крестьянские черты мышления рассказчика, воспринимающего мир через призму своих тревог и забот, обыкновенных, будничных забот полунищих жителей глухих деревень, которые пытаются как-то выкрутиться в суровые времена. Присутствие автора почти неощутимо, и тем достовернее и убедительнее разыгрывающиеся в душах его героев конфликты, мучающие их противоречия и их конечная победа над собственной инертностью, сменяющейся настоящим героизмом.
Герои книги: Лазар, Милойко, гончар Флоро, пекарь дядя Ангел — все это типичнейшие обитатели радичковского космоса, и может показаться, что им совершенно неведомо, какая битва кипит в окрестных горах и лесах, какой жребий брошен на весы. Но подспудно что-то меняется в их представлениях, и в минуту выбора, неизбежную для каждого из этих людей, оживает то великое чувство справедливости и готовности к самопожертвованию в борьбе за свободу, которое по законам генетической памяти хранится в народе с очень давних времен. Может быть, со времени Бенковского и Ботева, чей отряд (написанный красками на боковине телеги Флоро) погиб в битве с турками, ставшей сигналом к Апрельскому восстанию 1876 года и национальному освобождению. А может, еще с тех незапамятных времен, когда переплывали Дунай всадники и конские хвосты, заменившие знамя, возвестили приход на Балканы нового, болгарского племени.
Так нетрадиционный подход к материалу, основательно разработанному литературой, открывает в нем новизну и нестершуюся яркость. В прозе Радичкова рядом с событиями сегодняшнего дня всегда живут предание и поверье, память и миф. Сложно соотносясь с текущим, они создают и временную перспективу, и необычный ракурс для злободневных противоречий и коллизий. У Радичкова эти коллизии повернуты так, чтобы показать всестороннее преобразование действительности не столько в очевидных приметах этого процесса, сколько отраженно, но зато, может быть, и глубже — через медленно изменяющееся сознание какого-нибудь заурядного обитателя Калиманицы, через причудливый симбиоз уходящего и нарождающегося и во внешних условиях жизни такого персонажа, и в его душе. Здесь должны присутствовать и бытописание, и драма, и сатира. Элементы народной мифологии, на которой во многом и воспитано сознание персонажей Радичкова, здесь так же естественны и органичны, как и его излюбленные формы повествования — сказовая и гротескная.
«Все и никто» (1975), если судить об этой повести только по основному сюжетному конфликту, можно воспринять как произведение, продолжающее ту линию современной болгарской прозы, которая связана с изображением первых шагов новой жизни в деревне и острых классовых столкновений, сопровождавших обобществление земли. В известной степени такое впечатление справедливо. Герой повести Иван Мравов — один из тех людей, которые в тогдашних нелегких условиях налаживали кооперативное хозяйство, повседневной кропотливой и нередко опасной работой помогая укрепиться новой морали, новому правосознанию. Вот он шагает по улицам родного села, на этот раз называющегося не Калиманица, а Разбойна, однако расположенного все там же, во Врачанской области, в радичковском космосе, а с фасадов домов и с оград на него смотрят размытые дождем буквы, которые складываются в простые и категоричные слова: «Ура!», «Долой!». И может быть, одной этой страницы, пронзительно лиричной, буквально переполненной «прекрасными воспоминаниями о прекрасных годах юности, полуголодных и нищих, но зато богатых оптимизмом и надеждами», достаточно, чтобы ожила вся героика того незабываемого времени, почти эпического, потому что землю собирали по полоскам, вместе с тощей скотиной да старым инвентарем, и первый толчок новому «был дан силой человеческих спин и рук».